Удельный вес прекращенных дел из-за отсутствия состава преступления вследствие неправильного, чаще всего расширительного, толкования уголовных законов, по опубликованным материалам судебной практики Верховного Суда СССР за 1950–1964 гг., составлял 14 %, Верховного Суда РСФСР за 1963–1965 гг. – 25 %, Верховного Суда УССР за тот же период–10 %[796]
.Чаще всего вопрос об уголовной противоправности возникает в связи с применением норм, имеющих так называемую бланкетную диспозицию, т. е. диспозицию, содержание которой во многом определяется нормами других отраслей права – гражданского, административного, трудового, колхозно-земельного, финансового. В теории их называют иногда преступлениями со «смешанной противоправностью»[797]
. Без бланкетных норм не может обойтись ни одно уголовное законодательство. В современных же условиях бурного научного и технического прогресса возникает дополнительная потребность в бланкетных нормах, охраняющих общественную безо пасность от преступных нарушений различных специальных правил[798].При конструкции бланкетных норм советский законодатель стремится к наибольшей их конкретизации, подробно описывая характер причиняемого преступлениями ущерба (см., например, ст. ст. 85, 211, 215, 216, 217, 218 УК РСФСР), а также указывая на особенности нарушения специальных правил (ст. ст. 160–167, 255–258 УК РСФСР). Это обязывает суды в приговорах о преступлениях, связанных с нарушениями каких-либо специальных правил, подробно перечислять конкретные статьи тех нормативных актов, которые нарушены преступлением (например, правила безопасности движения и эксплуатации железнодорожного или автомобильного транспорта, правила по технике безопасности и пр.)[799]
.Законодатель нередко в бланкетных нормах устанавливает административную преюдицию. Помимо того, что это ведет к сужению сферы уголовной ответственности, такая конструкция весьма удачна потому, что позволяет правильно определить наличие вины субъекта и общественную опасность деяния. Поскольку бланкетные нормы – нормы с признаками смешанной противоправности, субъект должен знать о нарушении им административноправовых либо дисциплинарноправовых общественных отношений. Факт наложения на правонарушителя административного взыскания за первый проступок не оставляет у судебно-следственных органов сомнения при повторных нарушениях специальных правил о наличии у виновного такого знания, служит гарантией правильности применения бланкетной нормы, свидетельствует о действительной уголовной противоправности деяния.
Административная преюдиция установлена, например, в ч. 1 ст. 162 УК РСФСР. Отсутствие ее в прежнем законодательстве вызывало немало споров в теории и недоразумений на практике ввиду трудности установления уголовной противоправности тех или иных правил производства промысла. Однако и теперь целесообразно, как это было в прежних изданиях УК РСФСР 1926 г., привести в прило жении к УК РСФСР 1960 г. текст административно-правовых норм о запрещенном промысле.
Правильно было бы такую административную преюдицию предусмотреть и в других случаях преступного нарушения правил производства незаконных промыслов, а равно нарушение других специальных правил, исключая случаи причинения тяжких последствий, когда практически у виновного не может быть сомнения в уголовной противоправности деяния. Так, например, правильным было бы установление административной преюдиции для нормы о самовольном захвате земли и самовольном строительстве. На практике нередки ошибки в применении ст. 199 УК РСФСР, ибо граждане и суды не всегда имеют ясное представление о том, какое строительство является уголовно-противоправным[800]
.