Обязательным условием применения аналогии по ст. 10 УК РСФСР 1922 г. признавал наличие сходной нормы. В этом смысле преступления, наказуемые по аналогии, не были лишены признака уголовной противоправности. Если такая сходная норма отсутствовала, то аналогия не могла применяться[776]
.Примечателен в этом отношении следующий случай.
Верховным трибуналом Российской Федерации за продажу большого количества парафина, поступившего в одну из таможен, в 1922 г. была осуждена группа должностных и частных лиц. Поскольку такие деяния не были предусмотрены действовавшим в то время законодательством, приговор был направлен на утверждение во ВЦИК РСФСР. Президиум ВЦИК отменил приговор, мотивируя свою отмену отсутствием «в момент совершения осужденными инкриминируемых им деяний точных законоположений в этой области». Одновременно Наркомюсту было поручено внести проект декрета об ответственности за подобные действия.
После ликвидации эксплуататорских классов и принятия Конституции СССР 1936 г. в советской уголовно-правовой литературе стали раздаваться решительные требования об исключении аналогии[777]
. На первой научной сессии ВИЮНа вопрос об аналогии оказался самым дискуссионным[778].Условия предвоенного и военного времени задержали принятие новых УК и исключение аналогии. Во время войны аналогия еще сыграла свою положительную роль. В боевой обстановке резко возросла общественная опасность многих преступлений. Аналогия тогда применялась для квалификации тяжких видов преступлений, неизвестных Уголовному кодексу, по статьям о более серьезных преступлениях (например, групповая кража из квартир лиц, скрывавшихся в бомбоубежищах во время воздушного налета авиации противника, квалифицировалась как бандитизм). Однако и в тяжелых условиях Великой Отечественной войны применение аналогии носило исключительный характер.
После войны за ликвидацию института аналогии высказывались большинство советских криминалистов. Аналогия полностью себя изжила, она почти не применялась. Более того, она стала играть отрицательную роль, ибо кое-где судьи пытались с помощью аналогии модернизировать устаревший УК 1926 г. (например, по аналогии с умышленным уничтожением государственного имущества суды наказывали иногда неосторожное повреждение такого имущества).
Уголовное законодательство некоторых зарубежных социалистических стран в годы их становления знало институт аналогии (Болгария, Румыния, Югославия, КНДР, МНР и др.). Министр юстиции НРБ объяснял временное сохранение аналогии задачами классовой борьбы с частнокапиталистическими элементами[779]
.В настоящее время, кроме КНДР, ни одно из зарубежных социалистических государств аналогии не знает.
Основы уголовного законодательства СССР и союзных республик 1958 г. исключили аналогию и ввели признак уголовной противоправности в общее понятие преступления.
Уголовный закон, в котором предусматривается наказуемость деяния, не обязательно представляет собой статью Уголовного кодекса той или иной республики. После вступления в силу указов и постановлений немалое их число применяется до включения в УК в качестве самостоятельных уголовных законов.
В советском уголовном праве не должно быть коллизий между кодифицированным и некодифицированным уголовным законодательством. Однако на практике они встречаются. Необходимо, чтобы включение новых норм в УК производилось по возможности быстрее и обязательно в полном объеме, чего иногда не происходит.
Например, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР было установлено, что дела о кражах малоценных предметов быта и потребления граждан могут рассматриваться в товарищеских судах. Правильнее было бы отразить это законоположение в ст. 144, ч. 1 УК РСФСР. Необходимо также привести в соответствие нормы об ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества (ст. 96 УК) с Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 января 1965 г. и последними изменениями в Положении о товарищеских судах в части рассмотрения дел о мелких хищениях. В настоящее время неясны правовая природа и форма ответственности за впервые совершенное мелкое хищение.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 г. была предусмотрена уголовная ответственность за побег с места высылки лица, осужденного за злостное тунеядство. Однако это законоположение не нашло отражения в ст. ст. 186–187 УК РСФСР, где по-прежнему предусмотрена уголовная ответственность лишь за побег с места ссылки и высылки как мест отбывания уголовного наказания[780]
.