Среди осужденных за разбои и грабежи ⅓ приходилась на безработных, второе место занимали хозяева, далее соответственно рабочие и служащие.
В 1968 году осужденные за имущественные корыстные преступления в Москве по своему социальному положению распределялись так:
Как видно из приведенного, социальное положение похитителей существенно изменилось. Искоренены такие социальные группы преступников, как безработные, хозяева и деклассированные элементы. Наследниками двух последних групп стали лица постоянно (таких немного), а чаще длительно или временно не работавшие, иначе,
Основную массу тунеядствующих преступников (среди опрошенных их оказалось даже 44 %) составляли лица, освободившиеся из мест заключения и не пожелавшие либо не успевшие на момент совершения преступления трудоустроиться. Таких среди опрошенных оказался 21 %, затем шли «принципиальные тунеядцы», которые (6 %) так и ответили на вопрос анкеты, что «не хотели трудиться». Третью подгруппу составляли уволенные с работы, как правило, из-за прогулов, связанных с пьянством.
Тот факт, что каждый третий-четвертый похититель не работал, весьма тревожен и отрицателен. В государстве трудящихся тот, кто не работает, но ест, тот ворует. Ворует у общества в прямом смысле, совершая корыстные преступления, либо косвенно – паразитируя на труде своих близких. Вне всякого сомнения тунеядство – весьма опасное допреступное состояние, которое с большой долей вероятности завершается преступлениями. Вот только одна иллюстрация.
Нарсудом Октябрьского района г. Москвы был осужден гр. Прошин, холостой трудоспособный мужчина 29 лет. Этот молодой слесарь был уволен с работы из-за систематических прогулов и не работал в течение одного месяца. За этот месяц он успел украсть у сестры носильные вещи на 200 рублей, похитить из сумки сотрудницы больницы 75 рублей и золотые часы, мошенническим путем получить в ателье проката аккордеон и магнитофон, которые продал, причинив государству ущерб на сумму 560 рублей. Похищенные деньги употреблялись Прошиным для приобретения спиртных напитков.
Более половины осужденных в 1968 году по своему социальному положению – рабочие. Однако будет правильнее сказать – эта принадлежность к рабочему классу носила у осужденных по существу
Надо отметить, что при анализе социальной группы преступников-рабочих мы столкнулись с большими трудностями, обусловленными неразработанностью в социально-экономической печати и трудовом законодательстве структуры рабочего класса в современном советском обществе. В экономической литературе остро дискуссионен вопрос о межклассовых отношениях и внутриклассовой структуре социальных групп в современном советском обществе.[1193]
Далеко не бесспорным, например, представляется, что к классу рабочих без какой-либо дополнительной дифференциации инструкцией ЦСУ («Перечень занятий рабочих и служащих, в отношении которых при переписи населения 1970 г. могут возникнуть затруднения в определении общественной группы») отнесены маникюрши, водители такси, парикмахеры, официанты, повара, фотографы.Аналогичные неясности относительно критериев разделения рабочих и служащих возникают при изучении многочисленного нормативного материала.[1194]