Детство у маглов, при куче магических родственников, не все из которых были признанны последователями Тёмного Лорда, но при этом не смогли отстоять опеку над Избранным. Магический крёстный — упрятанный в Азкабан одной лишь единственной фразой главы Визенгамота, который, на минуточку, сам, лично устанавливал «Фиделиус» на дом Поттеров в Годриковой лощине и просто обязан был знать, КТО является Хранителем секрета. Пять лет мальчишка почти не рос, постоянно попадал в переплёт с попустительства директора…
Бля-я-я-ядь!
И запах, и чувствительность к запахам…
Обычно чувствительность к чужим ароматам, как и собственный запах, начинает «пробуждаться» лет в пятнадцать, постепенно в течении двух последующих лет готовя мага к принятию его гендерного статуса. Не только совершеннолетием отмечается семнадцатилетие юного волшебника. Особенно, если этот волшебник чистокровный, как минимум, в пяти предыдущих поколениях.
Но на протяжении всего пятого Героического курса никаких признаков этого «пробуждения» не было даже в помине. Казалось, что женитьба чистокровного Поттера на маглокровке всё же дала свой результат, уродив неприметного шобе.* Но сейчас, судя по силе аромата, что наполняет весь большой зал, перед Северусом явный альто. Лакомый кусочек, как для альто, так и для оми.
За мальчиком непременно начнётся самая настоящая охота.
Р-р-р-р-р… Мой!
Бля-я-я!
Дамблдор сука! Сволочь! Червяк навозный! Убить тебя, значит? Чтобы ты не мучился, значит? Эвтаназии ты, гадюка подколодная, захотел, значит?! Ну, уж не-е-е-ет. Не будет тебе спокойного посмертия. Ты, падла, мало того, что будешь жить, так я ещё и всё сделаю, чтобы ты оккупировал местечко рядом со своим любовничком Гринденвальдом! Козёл! Как он посмел?!
Северус стрельнул горящим взглядом на своих змеек, что определённо были гораздо оживлённее, чем всегда, и целенаправленно посматривали на гриффиндорский стол. Точно знали, кто. В отличие от остальных недоуменно вертевших головой Рэйвенкловцев, части Хафлпаффцев. А за Гриффиндорским столом только Невилл Лонгботтом и не обращал внимания на изменившийся статус своего сокурсника, явно уже давненько в курсе. И Драко, этот сияющий своей улыбкой, тогда, когда ему вроде как радоваться-то нечему.
Снейп снова глянул на безмятежно продолжающего свою речь директора. Неужели не замечает? Или, правда, не замечает?
Вот уже много-много лет в определённых кругах не утихают споры — кто же всё-таки директор Дамблдор? От него не пахнет, явный шобе, но его магическая сила запредельна — этого невозможно не признать. Значит, шобе он никак быть не может. Да и эти слухи о его связи с Гринденвальдом в юности, явно от шобе мысли относят. Но в то же время и сам директор не реагирует на запахи. Почему? Как-то неугомонная, тогда совсем ещё соплячка Рита Скиттер не побоялась задать этот провокационный вопрос директору и главе Визенгамота, на что получила ответ, мол, альто он, но в дуэли с Гринденвальдом получил неисправимое даже магическим воздействием повреждение носа и носовых перегородок, оттого он и не чувствует запаха. Увы.
Северус сам лично неоднократно проверял и точно уверен — директор запахов не чувствует, словно он шобе. А в последнее время, имея к телу директора из-за проклятия непосредственный доступ, Северус и точно знал почему. Почему Дамблдор и сам не пах и запахов не чувствовал. На солнечном сплетении директора чернела-тлела ритуальная тату «Скрывающая».
Если директор хотел только скрыть свой гендерный статус, то он ошибся. Статус, конечно, был скрыт, но вот пара символов в тату была неверна и тату сработала и в обратном направлении — отбивая чувствительность у самого директора. Так что никакая это не травма носа после битвы с Гринденвальдом, а банальная ошибка самого директора, признание в которой могло чувствительно ударить по его болезненно чувствительной гордости всезнающего и всегда правого мага.
Вот — приветственная речь, наконец, подошла к своему завершению. Директор представил нового профессора по зельеварению, которому вяло и недоуменно похлопали, и нового-старого профессора ЗОТИ, назначение которого бурно приветствовал только Слизерин, и, наконец, тарелки наполнились едой.
Спал Гарри в эту ночь беспокойно. Снова беспокойно, но причиной тому были не кошмары «видения о жизни Волдеморды», а… Совсем другие видения, более приятные, но не менее волнующие. Гарри впервые за свою подростковую жизнь, которая уже и в юношество перейти успела, видел первый «мокрый сон».
И всё бы ничего, да только партнёр по сну сильно смущал мальчика. О, нет. Там во сне всё было прекрасно, зажигающе и невероятно. Чёрные глаза, опаляющие тёмным пламенем, узкие губы, выгнутые тугим луком, сухие и жаркие. Руки, доводящие до оргазма…
Но когда Гарри со стоном подскочил на своей кровати, благо полог и все нужные чары были предусмотрительно закрыт и накинуты, мало ли опять кошмары начнутся, то, глядя на расплывающееся на пижамных штанах мокрое, липкое и горячее пятно, которое стремительно остывало, он вспыхнул от осознания того, кого он видел в этом сне своим партнёром.