Читаем Избравший ад: повесть из евангельских времен полностью

Снова повисла тишина. Люцифер неотрывно смотрел на Иуду, тот заледенел от его взгляда.

– Что ж… – сказал, наконец, Сатана, – если это твое окончательное решение – делай, как задумал. Мне больше нечего сказать.

– И ты не попытаешься остановить меня?

– Как? – пожал Люцифер плечами. – Я привел тебе все доводы, какие мог. Но ты упорствуешь.

– А как же случайный камень на голову, нож в спину в нелепой драке или какая-нибудь другая «изящная» выдумка? – ехидно спросил Иуда.

– Как вы – люди все-таки глупы! – вздохнул Сатана. – Я не базарный воришка. Как я могу отнимать то, что не мое?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Смерть приходит в этот мир только через Бога, ибо мир, мы все, и я тоже, кстати, сотворены Им. Все нити судеб в Его руках.

– Уж не называешь ли ты Всевышнего убийцей?

– Нет. Он – Вершитель Судеб. А убийцы – люди. Но и они не отнимут жизнь раньше отмеренного срока, ибо нет на то Его воли.

Иуда долго молчал, глядя в темные глаза Сатаны.

– Лгать тебе незачем. В таком разговоре, как наш, ложь не нужна…

– Правильно. Я не солгал тебе ни единым словом.

– Но мог бы промолчать.

– Зачем?

– Из мило… хотя, что я говорю! Милосердие тебе неведомо.

– Да. Его изобрели люди. Но мне жаль, что мы с тобой так и не договорились.

– Жаль?! Ты смеешься надо мной!

– Нет. Мне не доставит удовольствия вечно наблюдать твои сожаления и запоздалое раскаяние.

– Лучше сожалеть о свершенном, чем о том, что не сделал, хотя мог. Хватит пугать меня. Я никогда не прощу себе, если сейчас отступлю. А ты все-таки солгал мне.

– Я? В чем же?

– Что не боишься. Знаешь же: однажды, может, совсем скоро даже по людскому счету, этот мир преобразится согласно замыслу Божьему, и тогда ты погибнешь, канешь в небытие.

Жуткий, резкий смех Сатаны разорвал окружающее безмолвие.

– Глупец! Ты так и не понял: я всегда знал: так произойдет. Всегда! Пойми, моя вина не в том, что я – зло этого мира. Ведь меня, как и все сущее, творил Бог. Я виноват в том, что захотел абсолютной свободы, свободы от всех, даже от Него, от Его воли. Отсюда все остальное, то, что вы называете злом, дьявольским, искушениями. Я знаю, что обречен, но хотя бы часть вечности проживу так, как хочу, не по Его указке.

– Самый сильный удар ты приберег напоследок… Хочешь сказать, все напрасно?

– Конечно! Наконец-то ты понял! Стоило столько времени изводить себя!

На этот раз пауза была очень долгой. Тишина начала звенеть, когда Иуда, наконец, выпрямился и бестрепетно встретил взгляд Люцифера.

– Я выслушал тебя, выслушал свое сердце, разум… и принял решение, – слова звучали тяжко, жестко, словно он намертво вколачивал их в каменистую землю. – Я… сделаю то, что задумал. Только сам Господь сможет остановить меня.

В глазах Сатаны было непонимание.

– Зачем? – тихо спросил он.

– У тебя есть вечность, чтобы жить, как хочешь, у Бога – чтобы ждать, а у людей только короткий век, полный скорби, страданий и страха. Им сейчас нужна надежда, вера, во имя которой они захотят измениться.

Снова наступила тишина. Иуда устало уронил голову на руки. Люцифер неподвижно смотрел на него.

– Иногда я жалею, что не был сотворен человеком. Столько веков пытаюсь вас понять, и не могу…

Грустная улыбка скользнула по губам Иуды.

– Ты не одинок в этом. Мы сами себя не понимаем.

– Это точно! Хорошо. Посмотрим, что получится из твоей затеи, кто окажется прав.

– Посмотрим. Но ты так и не понял – это не просто мой замысел. Это воля Божья.

– Ты так в этом уверен?

– Да. Я верю в это. Потому у меня хватит мужества не отступить…

– Хм! Вера… Я, наверно, не знаю, что это такое, потому тогда… там… все и произо… – Сатана оборвал себя, выдержал паузу. – Но для вас – людей – это так много значит… Ладно. Можешь смеяться, но и мне будущее неведомо. Увидим, чего ты добьешься. А теперь прощай. Я не забуду этого разговора.

– Я тоже. До встречи в аду.

– Не зарекайся, Иуда. Это не тебе решать.

Люцифер растворился в налетевшем порыве ветра. В природе все вернулось на свои места. Иуду снова окружило привычное пустынное безмолвие. Пелену облаков разорвало, в глаза ему ударили последние блики заката. Он поднял голову, с трудом встал.

– Боже, таков Твой ответ на все мои мольбы? Что ж, по крайней мере, я теперь знаю, что не ошибся. Благодарю тебя, Господи!

Лазарь уже собирался закрывать на ночь, когда появился Иуда – просто возник на пороге, словно соткавшись из темноты, вошел, едва не столкнувшись с хозяином. Не произнеся ни слова, он устало сел возле огня. Иисус поразился перемене в его лице: Иуда будто постарел на десяток лет, каждая складка проступила резче, глаза потухли.

Неслышно подошла Мария, с поклоном протянула Иуде чашу молока и лепешку. Он молча отстранил хлеб, выпил молоко одним длинным глотком, завернулся в плащ и мгновенно заснул. Иисус вздохнул, опустился на ложе. Сон не шел. «Отче! Он услышал Тебя? Понял Тебя? Отче! Тяжка десница Твоя! Не оставь нас, Отче!» – прошептал Назарянин, вглядываясь в лицо друга.

5

В деревушке стояла необычная тишина. Несмотря на ранний час, двери домов были закрыты, площадь перед синагогой пуста, даже дети не играли на улице.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современники и классики

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза