Женщина заплакала еще горше.
– Да, – ответила Билха. – Отец сам отдался в руки солдат. Мы взывали к их милосердию, указывали на его возраст… Но они были непреклонны и вчера утром… – девушка смахнула слезы и прижалась к матери. – Мама! Не плачь! Теперь уже ничего не поделаешь! – Мамочка! Не надо! Господь милостив! Он не оставит папу!..
Женщины зарыдали в объятиях друг друга. Мужчины замерли, не зная, что делать. Магдалина присела рядом, обхватила Елишаву за плечи и заплакала вместе с ними.
С грохотом опрокинулась чаша. Иуда вскочил и бросился к выходу. Хлопнула дверь, под торопливыми шагами заскрипел песок. Назарянин тяжело вздохнул. Ученики в растерянности смотрели то на него, то на плачущих женщин. Иисус взял хозяйку за руки.
– Девора, Билха, Елишава. Горе ваше безмерно, мы можем только плакать вместе с вами. Но умерьте свою скорбь, ибо отец ваш жил как праведник и умер, положив жизнь за ближнего своего. Воистину, нет большей любви, чем такая. Тысячекратно воздаст ему за это Отец наш небесный. Пусть знание этого умерит вашу боль. Скорбите, но с надеждой на будущую встречу в Царствии Божьем…
Женщины подняли головы, утерли слезы. Иисус все говорил. Его слушали в благоговейном молчании. На селение медленно опускался вечер.
Осторожно, стараясь никого не потревожить, Назарянин вышел из дома, зябко завернулся в плащ, огляделся. Ночь была ясной. Молодой месяц ярко освещал окрестности, звезды серебрили небо холодным светом. Но и во мгле крест зловеще чернел на вершине холма сгустком мрака. Иисус направился к нему.
Он почти добрался до вершины, когда заметил на обочине тропы темную фигуру. Иуда сидел на земле, обхватив колени руками и, казалось, не слышал его шагов.
– Я знал, что найду тебя где-нибудь здесь, – заговорил проповедник, подходя к другу.
Иуда поднял голову.
– Зачем ты искал?
– Я видел твои глаза, знаю, почему ты убежал.
– Знаешь?
– Конечно.
Иуда закрыл лицо руками.
– Не смотри так! Не вздумай жалеть меня!
– Я и не думал.
– Да? Тогда зачем ты здесь?
– Иуда, не надо! Хватит мучить себя! Ты не виноват, что так случилось, не виноват, что Ефрем такой, что Садок… Твоя история не похожа на эту.
– Знаю. Неужели от этого должно быть легче?
Он поднялся и побрел к вершине. Назарянин поспешил за ним.
– Скажи, Иисус, – внезапно обернулся Иуда, – почему Господь всегда изливает свой гнев не на тех, кто этого заслуживает?
– О чем ты?
– Ты знаешь. Да, Всевышнему есть за что гневаться на нас! Но почему всегда страдают невинные?
– Иуда! Ты опять задаешь вопросы, на которые у меня нет ответов.
– Ну, если уж у тебя нет…
Они в молчании остановились у креста.
– Зачем Садок это сделал? – тихо спросил Иисус.
– Умереть ради того, кого любишь несравненно легче, чем предать его.
– Но Ефрем – преступник, убийца! Он виноват в их бедах. Было бы справедливо…
– Ты говоришь о справедливости, Назарянин? Ты!
– Конечно! Людям нужна справедливость, они стремятся к ней.
– Ой ли?! Скажи это завтра своим слушателям, от них и трети не останется.
– Но почему?
– Будто сам не знаешь! Разве тебя окружают одни праведники, что не боятся истинной справедливости?
Иисус ответил не сразу. Он задумчиво смотрел на искаженное болью лицо друга.
– А что тогда нужно людям?
– Милосердие и надежда. Тебе ли спрашивать, когда каждый день даешь им это.
– Ты думаешь?
– Я знаю. Именно потому они верят в тебя, идут за тобой. Господь грозный и карающий страшен. Гнева и так слишком много на земле.
– Что ж ты такое говоришь! Отец наш небесный не может…
– Вот! – горячо перебил друга Иуда. – Ты называешь Бога отцом и другим позволяешь делать это. А любящий отец не отворачивается даже от заблудших детей, его можно просить о милосердии, взмолиться: вразуми, просвети, и надеяться, понимаешь, надеяться на него…
– Ты прав! Но Садок не просил милосердия.
– Он любил Ефрема, как сына, принес себя в жертву ради него и родного селения. Не думал о милосердии, о справедливости, ему не важно было, достойны ли они такой жертвы. Он сделал это из любви, любовь не судит.
– Он любил, страдал, жил ради этих людей, а теперь он мертв…
– Садок сам выбрал свою судьбу. Выбор его прекрасен, хоть и страшен…
Иисус хотел уйти. Его пробирала дрожь. Иуда не двигался, неотрывно глядя на крест.
– О чем ты думаешь? – осторожно спросил Назарянин.
Иуда вздрогнул.
– Если бы я мог, выбрал бы такой конец.
– Если бы мог?
– Да… Если бы Господь позволил… я был бы счастлив так умереть…
Иисус зябко съежился.
– Зачем ты говоришь о смерти? Мне становится страшно!
– Страшно говорить о ней, когда мы столько раз видели ее воочию?
– Правда… Я просто смешон!..
– Нет, это я жесток! Прости меня!
– Не надо! Я просто…
Иуда подошел ближе.
– Что с тобой, Иисус? Что тебя мучает? Скажи мне! – мягко произнес он.
– Мы идем в Иерусалим на праздник Песаха. Я должен быть в Храме и говорить с людьми. Но там Синедрион, левиты… Они ничего не забыли… по-прежнему хотят… Что мне делать Иуда?
– А что ты хочешь сделать?
– Я не могу уйти, бросить их… И тех, кто верит в меня, и прочих…