Избушка на костях

Яга ухватила меня за локоть и помогла осторожно приподняться. Тело била мелкая дрожь, но с каждым мигом она становилась все тише.

– Вот и все, – тихо проговорила Яга, осторожно убирая волосы с моего лба, покрытого испариной. – Как с гуся вода, видишь?

Я неуверенно кивнула. Пережитая смерть ощущалась ярко, ее дыхание будто бы до сих пор щекотало мой затылок. И все же, несмотря на это, я расправила плечи, прислушиваясь к себе. Что-то внутри поменялось, ощущалось не чуждо, но иначе.

– А что теперь? – спросила я. Голос звучал как обычно, будто не я ошпарила горло кипятком. – Что мне делать?

Яга криво усмехнулась.

– А что твоей душеньке угодно?

Я подняла руку и посмотрела на растопыренные пальцы. Кожу покалывало, а по хребту будто горячая дорожка золы расползлась. Все зудело, чесалось и…

– Свечи зажги, – посоветовала Яга, подсовывая мне огарок. – Стихия внутри бушует, просит ее приручить. Так всегда бывает по первости.

Я чуть подрагивающей рукой взяла плошку с огарком и щелкнула пальцем. Тут же раздался легкий треск, и фитилек вспыхнул язычком огня. Меня окатило волной облегчения, на губах Яги промелькнула одобрительная улыбка. Зуд пропал, чтобы… почти тут же вернуться, становясь непереносимым.

– Не понимаю… – растерянно пробормотала я. – Так странно…

Дотронулась до горящего горла, наверняка оставляя отметины от ногтей на коже. С пальцев посыпались искры – изумрудно-зеленые, колдовские. Они разлетелись по подполу и зашипели по углам. Вспыхнули занявшиеся огнем травы. Яга вскрикнула и бросилась к кувшину с водой, плеснула его содержимое прямо на разгорающийся пожар, да только это не помогло. Наоборот, пламя будто раззадорилось сильнее. Зеленые языки затанцевали, как приподнявшиеся с пола змеи.

– Что-то не так! – крикнула Яга. – Не должно так быть!

Она вскинула руку, напрягаясь, как перед прыжком. Из белой ладони хлынул поток воды. Он водяным смерчем прошелся по подполу, с шипением погасил колдовской огонь. Меня тоже окатило влагой: она охладила голову, заставила упасть на колени и закашляться. Пока я, опираясь на холодную стену, силилась подняться, Яга опрометью бросилась к перевернутому, зияющему пустотой горшку. Ее короткие ногти заскребли чугунное дно.

– Ну-ка, ну-ка… – Она поднесла пальцы к носу. Ее ноздри затрепетали, и тут же лицо наставницы переменилось до неузнаваемости. – Рыбьим духом несет… Отвечай, глупая, то не русалочий волос был?!

– Водяного, – покачиваясь на ногах, призналась я. Мокрый сарафан прилип к телу, с косы стекали тяжелые капли. – Просил не говорить, сказал, ты не узнаешь…

На миг Яга будто окаменела. Ее лицо побелело от ужаса, краска сошла даже с губ. Я уже подумала, что ее околдовал кто-то, превратил в неподвижную статую, но она вдруг с размаху шмякнула пустым горшком об стену. Тот, повинуясь силе удара, развалился на две половинки. Они затанцевали, закружились у моих ног.

– Все Красно Солнышко, его рук дело, – пробормотала Яга. Ее светлые льдистые глаза потемнели, как штормовое небо. – Как пристал к тебе, словно банный лист, так до сих пор не отстанет.

От осознания, что я натворила, послушав водяного, все внутри заледенело. Дурное предчувствие сдавило горло, не позволяя дышать.

Одного я не понимала: при чем здесь Красно Солнышко? Он ведь только хлеб мне в дорогу дал, но волос не подсовывал. Его подарил хозяин рек и прудов.

По пальцам снова пробежало зеленое пламя, и я торопливо накрыла одной ладонью другую. Ненадолго жжение ушло, а искры потухли.

– Дух водяного и русалки схож, – проговорила Яга. Ее полный смятения и ужаса взгляд постепенно прояснялся. К голосу тоже возвращалась привычная твердость. – Немудрено перепутать… Вот только сила их разнится. Как свеча и костер.

– Что это значит? – спросила я.

Тревога внутри не унималась. Она разрасталась, как наступающие сумерки, гася надежду внутри. Я чуяла: случилось что-то страшное, непоправимое.

– А то, – выплюнула Яга решительно, – что не справишься ты со своим огнем. И сама сгоришь, и других погубишь!

Земля под ногами покачнулась. Мир закружился передо мной сотней осколков, в каждом из которых мне чудилось собственное потрясенное лицо.

– Нет! – Я отшатнулась от Яги и ударилась спиной об стену. Лопатки заныли. – Нет!

Взгляд Яги молчаливо утверждал обратное. Она стояла прямо, голос звучал твердо, но от царственной самоуверенности остались крохи. Кисти ее рук подрагивали, на белом, как снег, лице можно было прочесть недоверчивую растерянность. Обычно гордо расправленные плечи чуть ссутулились. Яга больше не казалась молодой красавицей. И в подернутых болью глазах, и в усталых движениях прорезался ее истинный возраст.

Я с трудом разлепила пересохшие губы:

– Я умру?

Прозвучало жалобно, будто мяуканье уличного котенка. Я не знала страха, это правда, но близость конца даже меня заставляла трепетать от смешанных чувств. Я дважды избежала смерти (сначала от русалочьей щекотки, затем от теней в колодце) только ради того, чтобы погибнуть от собственной ведьмовской силы?

Глупая, жалкая кончина…