Избушка на краю омута

Солнечный луч, наполнявший комнату золотистым сиянием, вдруг потускнел, и сразу же серые тени выступили из всех углов. Странные скрипы и шорохи понеслись отовсюду. Тяжелые вздохи вырвались из невидимых ртов, им вторил чей-то невнятный сердитый шепоток. Шестым чувством Борис уловил чье-то присутствие. В избушке кто-то был — неосязаемый, незримый, но абсолютно реальный. Этот кто-то источал неуловимый для обоняния, но проникающий в каждый уголок души запах — боли, горя, неизбежности, обреченности. Так пахнет на похоронах — скорбными слезами и невосполнимой потерей. Так пахло то утро, когда однажды отец сказал ему, что мамы больше нет.

Взгляд Бориса испуганно заметался по стенам и нехитрой мебели в попытке обнаружить движение или тень, принадлежащую таинственному невидимке, но ничего странного или подозрительного не заметил.

Медленно переставляя ноги, будто балансируя на краю пропасти, он направился к темнеющему в полу проему. Хлипкая лестница застонала и задрожала под его весом. Тонкие перекладины прогибались, угрожающе поскрипывая. Вдруг к их тихому скрипу прибавился другой, более громкий и заунывный, идущий из глубины подземелья. Будто скрипели ржавые петли открывающейся двери. А затем раздался лязг металла, похожий на выстрел, и Борис от неожиданности оступился и сорвался вниз. Хорошо, что земля была уже близко и он ничего себе не сломал. Что это было? Похоже на захлопнувшуюся железную дверь! Может быть, старик все-таки нашел в своем кармане ключ и открыл ее? А почему тогда она захлопнулась? Ответы находились на расстоянии нескольких шагов. Раздвигая мясные лоскуты, болтающиеся в воздухе, он помчался к тому месту, где остались ждать старик и его друзья. И он уже понял, что опоздал.

Колючие мурашки побежали по коже, обжигая ее морозом. Однажды Борис уже испытал такое. Тогда ему было всего пять лет. В ту ночь ему снилось, что мама уходит от него. Он стоял ночью на пустынной дороге, освещенной луной, и смотрел на удаляющийся мамин силуэт. Она иногда оборачивалась и махала ему с улыбкой. Борис вдруг понял, что мама уходит навсегда. Стал звать ее, умолять, чтобы она осталась, но мама лишь оборачивалась и грустно улыбалась. Борис уже не мог разглядеть ее лица, но знал, что оно печальное. Будто она не хотела уходить, но должна была. Он кричал и плакал, пока не проснулся. Первой мыслью в момент осознания реальности было бежать к маме, проверить, не ушла ли она. В родительской спальне был только отец. Он сидел на полу, усыпанном осколками битого стекла, и плакал. Увидев его, Борис, как и сейчас, понял, что опоздал.

Старик стоял у кирпичной стены, освещенный тусклой «керосинкой». Рядом никого не было. Железная дверь тонула во мраке. Борис направил на стену луч фонаря, отыскал очертания проема. В глаза бросилось небольшое глухое окно в центре двери, едва заметное среди разводов многовековой ржавчины. Он случайно заметил его по выпуклым петлям, и ужас пронзил его насквозь. Как на тюремных камерах! Через такие «окна» надзиратели подсматривают за узниками. За узниками! Да что происходит?!

— Где все?! — заорал он диким голосом. — Ты что, их запер там?!

— Не шуми, — проскрипел старик невозмутимо. — Не мог же я посвятить в тайну клада всех твоих друзей. Это семейный секрет, и передать его я могу только тебе.

— А ну, выпусти их! Немедленно! — Борис бросился к двери в поисках ручки, нашел, схватился, потянул на себя, упершись одной ногой в стену. Дверь, конечно, не шелохнулась. Из-за нее слышались слабые звуки — похоже, крики запертых с той стороны друзей.

— Пусть посидят там немного. С ними ничего не случится. — При этих словах костлявая стариковская рука, неожиданно тяжелая, легла на плечо Бориса.

— Ты обещал показать нам клад! А сам заманил в темницу! — От панического ужаса Бориса сотрясала крупная дрожь.

— Обещал, и покажу. Но лишь тебе. Ты мой внук.

— Я не твой внук! Я тебе наврал! — срывающимся голосом завопил он.

— Ты мой внук, просто не знал этого. Я сразу учуял в тебе родню. Мое чутье никогда меня не подводит.

— Что за бред?! Я тебя обманул! Ты послал письмо не на тот адрес!

— Я не знал адреса, но верил, что однажды мое письмо попадет к тебе и приведет тебя сюда. Так и вышло. А теперь я должен тебе многое рассказать, — Пальцы старика впились в плечо Бориса, точно металлические клешни. — Идем наверх и там поговорим.

— Сначала открой чертову дверь! — Попытка высвободиться оказалась безуспешной, лишь причинила боль.

— Слушай меня, если хочешь поскорее освободить своих друзей! — злобно прорычал старик. — Иди за мной. Или оставайся здесь, но тогда ты ничем им не поможешь!

Борис понял, что спорить с сумасшедшим дедом бесполезно. Приблизив лицо к двери, он крикнул во всю силу своих легких:

— Я вернусь и выпущу вас! Не бойтесь! Подождите немного!

Вряд ли они услышали его: ведь он сам едва различал их далекие голоса, сливающиеся в единый приглушенный крик, едва проникающий через массивную преграду.