— Порой я вижу то, что для меня незримо. Порой вижу и то, что еще лишь грядет. Это дар Стерегущего. Он щедр и тебя одарит. Будешь силен и здоров, проживешь долго. И вся сокровищница будет твоя! Пока наследнику секрет не передашь, как надоест на этом свете.
— Ну и скажи, зачем тебе сокровища, если ты живешь в старой хибаре и у тебя даже мебели нормальной нет? Кому нужна такая жизнь? — усмехнулся Борис. — Это ж глупо — сидеть на золоте и ничего не тратить!
— Это ты говоришь, пока Стерегущего не узнал. Пора тебе ему поклониться. — Ответ старика прозвучал туманно и встревожил Бориса: о каком еще Стерегущем он все время лопочет? Звучит как-то нехорошо.
— Ну и где он, Стерегущий твой?
— Он в потустороннем мире, но ты можешь его позвать. Возьми мясо в руки, опусти в воду, но не отпускай. И жди.
Борис брезгливо покосился на коричневатый заветренный кусок, по которому ползали полчища мух.
— А сом мне руку не откусит, случайно? — спросил он с опаской.
— Давай, делай, что говорю, — поторопил его старик. — Шибко разговорчив!
Борис пожал плечами и решил, что лучше не спорить. Надо побыстрее сделать все, о чем просит выживший из ума дед, и тогда, может быть, он освободит его друзей. А уж драпать они отсюда будут со скоростью света!
Мясо было тяжелое. Стоя на четвереньках, Борис погрузил его в воду, разогнав зеленую пузырчатую пленку. Интересно, долго ему стоять в такой позе? Не очень-то удобно. Шли минуты, но водная гладь оставалась неподвижной. Старик молчал, вперив взгляд в то место, где рука Бориса исчезала в воде, и как будто дрожал. Неужели боится? Чего? Не мог же он изобразить страх, да и зачем?
Изумрудная пленка закачалась и подернулась рябью: то ли ветер усилился, то ли что-то большое двигалось под водой. Вдали, возле ивовых зарослей, послышался всплеск, следом — еще один, уже ближе. И вот уже весь омут взволновался, волны буграми покатили от центра к берегам, хлынули на траву. Брюки у Бориса намокли. Он хотел отшатнуться, но старик злобно зашипел:
— Стой, как стоишь! Глянь, идет уже. Разозлится и целиком заглотит.
Угроза прозвучала убедительно. Борис вдруг почувствовал себя наживкой, червяком, болтающимся на крючке, вокруг которого кружат голодные зубастые рыбы. Что-то холодное коснулось тыльной стороны руки. Кусок мяса, казалось, ожил, вырвался из крепко сжатых пальцев. Борис в ужасе выдернул руку, едва удержавшись, чтоб не рухнуть в воду. Оттуда на него кто-то смотрел — невидимый, но ощутимый, как и таинственный невидимка в избушке.
— Поклонись ему! — ударил в ухо жаркий шепот старика. — Поклонись ему! Поклонись ему! Поклонись ему! — Одинаковые фразы сыпались из него непрерывно, будто программа в его мозгу дала сбой, «зависла».
Вдруг Борис увидел в мутной воде странную картину. Будто перед ним появилась дорога, уходящая в глубину, а на дороге — фигура матери в зеленом платье. Длинные темные волосы качаются в такт ходьбе, завитки подпрыгивают между лопаток. Она уходит все дальше от него, не оглядываясь, а ему так хочется увидеть ее лицо и улыбку!
— Мама! — закричал Борис отчаянно. — Мама! Мама, вернись!
Его грубо дернули за воротник, и, потеряв равновесие, Борис упал на траву. Перекошенное от ярости лицо старика склонилось над ним. Из темной щели между искривленными губами вырвалось злое шипение:
— Ш-ш-ш!!! Тиш-ш-ше, прогневаеш-ш-шь…
Дары светлой богини
Лада бежала по лесу так быстро и, что самое удивительное, легко, будто всю жизнь занималась подготовкой к этому забегу, делая длинные скачки с изяществом и прыткостью лани, чего от себя совершенно не ожидала. Она не могла сказать, как долго длилась гонка, — ей казалось, целую вечность. Ловко перепрыгивая через коряги и пни, поваленные деревья и овраги, она вовремя взмывала ввысь перед очередным препятствием так высоко, что даже начала подозревать, не появились ли чудесным образом у нее крылья за спиной? «Адреналин бурлит в крови после перенесенного шока — вот откуда такие невиданные способности», — пришло ей в голову. И все же силы кончились, причем внезапно, и она, как заводная игрушка, истратившая завод, резко замедлила ход, ткнулась коленями в мягкую, покрытую хвойной подстилкой землю и повалилась на бок, жадно хватая ртом воздух.