Изгнанницы

Среди прочих предложений Элизабет Фрай, касающихся сортировки заключенных, мы находим следующую рекомендацию: каждой женщине непременно носить при себе жетон, где проставлялся номер, который должен был совпадать с соответствующим номером арестантки в общем списке… В том случае, если речь шла об осужденных преступницах на борту судна, перевозящего их в каторжное поселение, рекомендации миссис Фрай не ограничивались предписанием носить женщинам упомянутые жетоны: каждый предмет их одежды, каждая книга и каждая постельная принадлежность должны были быть подобным же образом пронумерованы… Она считала тщательный, неусыпный и беспрестанный надзор крайне важным для правильного выстраивания системы тюремной дисциплины; по ее предположениям, именно таким образом возможно было добиться – пусть медленно, но верно – изменения пагубных привычек.

Э. Р. Питмен. Элизабет Фрай, 1884

Лондонский порт, 1840 год

Экипаж замедлился и остановился, из-под сиденья кучера послышался стон рессор, кузов ощутимо накренило. Когда дверь со скрипом открылась, Эванджелина поморщилась. Царящая внутри темнота окаймляла чересчур яркий мир снаружи: грунтовую дорогу с немногочисленной толпой зевак на другой стороне, а за ними – стоящий на якоре в гавани и словно бы паривший между водой и небом черный деревянный корабль с тремя парусами.

– На выход! – гаркнул стражник. – И порезвее!

Двигаться резво не представлялось возможным, но одна за другой женщины, переваливаясь, добирались до дверного проема, где конвоир хватал их за плечи и выдергивал из экипажа прямо в грязь.

Толпа зевак ринулась к ним: несколько неопрятного вида мальчишек, тщедушный старикашка с тросточкой, вцепившаяся в материнскую юбку кудрявая девчушка. Женщина с младенцем на руках презрительно выкрикнула:

– Потаскухи!

Впереди виднелся привязанный к пирсу ялик с двумя матросами. Один из них свистнул:

– Эй! Сюда!

Когда стражники начали подталкивать заключенных вперед, толпа попыталась преградить им путь: люди бросали в женщин гнилую капусту, запускали в них галькой. От юбки Эванджелины отскочило яйцо и разбилось у ее ног.

– Гнусные шлюхи, стыда у вас нет! – высказался старикашка.

– Да убережет Господь ваши души, – сложив руки в молитвенном жесте, проголосила женщина.

Почувствовав, как руку прострелила острая боль, Эванджелина посмотрела вниз. По грязи, подскакивая, катился камень. С ее локтя капала кровь.

– Недоноски паршивые! – Олив повернулась лицом к зевакам, потрясая закованными в наручники кулаками. – Да я сейчас всей вашей братии такое устрою!

– Угомонись, или я сам тебя угомоню, – сказал стражник, ткнув ее в бедро дубинкой.

Сквозь тонкие подошвы туфель хорошо ощущалась земля, и Эванджелину охватил порыв нагнуться и процарапать пальцами почву, загребая ее пригоршней. Это почти наверняка был последний раз, когда ноги ее касались английской земли.

Вдалеке, на стоявшем в гавани трехмачтовом корабле, свешиваясь с релинга, улюлюкали и хлопали мужчины. С такого расстояния их гиканье звучало безобидно, словно птичьи трели.

Два матроса на ялике были одеты в расклешенные штаны и подпоясанные веревкой длинные свободные рубахи. Их предплечья покрывали татуировки. Один был смуглым, а другой бледным, с копной рыжеватых волос. Светло-рыжий выпрыгнул из ялика и стоял теперь на причале, с ухмылкой наблюдая за приближающимися женщинами.

– Приветствую, дамы! Добро пожаловать!

– Уж поскорее бы их спровадить, – поделился с ним стражник. – До чего надоели.

– У нас на борту их ждет теплый прием.

– Не сомневаюсь, – рассмеялся конвоир.

– Эта вот вроде ничего такая. – Матрос дернул подбородком, указав на Эванджелину.

Стражник скривился.

– Она же брюхатая. Сам погляди. – И ткнул пальцем в ее живот. – И вон та тоже, – добавил он, бросив сердитый взгляд на Олив. – Ох и с гонором баба! Все глаза тебе повыцарапывает.

– Ничего, а мы ей гонору мигом поубавим.

– Не хвались. Знаю я таких, – вставила Олив. – Только языком трепать и горазды.

– Рот закрыла, – бросил матрос.