Плавать Эванджелина не умела. И все-таки на один короткий, безумный миг призадумалась: а может, прыгнуть?
– Меня зовут Мики, – сообщил женщинам мичман, когда последнюю из них освободили от цепей. – Ваших имен я все равно не запомню, так что не трудитесь их называть. Корабль простоит в гавани еще неделю-другую, пока всю квоту не выберут. У нас с размещением и так напряженка, но придется еще потесниться. Раз в неделю будете обтираться губкой – попрошу заметить, в одежде – на верхней палубе, чтобы на орлоп-деке хоть продохнуть можно было.
Он раздал жесткие желтые губки, бруски щелочного мыла, деревянные ложки и миски, оловянные кружки, серые холщовые сорочки, а затем показал женщинам, как завернуть это все в одеяло из конского волоса.
Ткнул в груду тюфяков:
– Каждая хватает себе один.
Тюфяки оказались тяжелыми. Эванджелина понюхала свой: он был заплесневелый, набитый сырой соломой, но уж всяко лучше спать на нем, чем на твердом каменном полу в Ньюгейте.
Указав на ноги женщин, Мики продолжил:
– Если не совсем дубак, по верхней палубе будете ходить босиком. Море бывает неспокойным. Вряд ли вы хотите свалиться за борт.
– Неужели такое случается? – спросила одна из женщин.
Он пожал плечами:
– Да, и еще как.
Мичман поманил их за собой и исчез из виду, спустившись по веревочной лестнице.
– Скоро приноровитесь, – крикнул он снизу, пока они неловко следовали за ним со своими громоздкими свертками и тюфяками.
Показав женщинам, где находятся офицерские каюты, Мики повел их вниз по узкому коридору к краю еще одного проема. Вытащил из кармана огарок свечи и зажег его.
– А вот и преисподняя, нам сюда.
С трудом удерживая равновесие со своей объемной поклажей, женщины последовали за ним вниз по еще более хлипкой веревочной лестнице в похожее на подземелье пространство, тускло освещенное покачивающимися лампами со свечами внутри. Добравшись до нижней ступеньки, Эванджелина тут же бросила свой тюфяк на пол и закрыла рукой нос. Ну и смрад! Человеческие испражнения и – что это еще могло быть? Разлагающееся животное? Быстро же она оправилась от зловония Ньюгейта и привыкла к свежему воздуху.
Мики криво ей усмехнулся:
– Прямо под орлопом находится льяло. С грязной трюмной водой. Ароматец – закачаешься, да? А теперь добавь к нему также ночные горшки, вонючие свечи и бог знает что еще.
Указав на ее тюфяк, заметил:
– Я бы на твоем месте на пол его не спускал.
Эванджелина сразу же подхватила его обратно.
Мичман махнул в сторону узких спальных коек:
– Тут внизу будет ночевать без малого две сотни женщин и детей. Особо не разгуляешься. Советую хранить свое мыло с миской под матрасом. И припрятать все, с чем не готовы расстаться.
Олив заявила права на пустовавшую верхнюю койку:
– Чтобы лишний раз никто не совался! – И, натужно пыхтя, забралась наверх.
Эванджелина свалила тюфяк на нижнюю койку и развернула свое одеяло. Пространства полтора на полтора ярда не хватало ни чтобы сесть прямо, ни чтобы вытянуться. Но оно было только ее собственное. Разобрав свои вещи, она взяла платок Сесила, разгладила его поверх одеяла, заново сложила инициалами и гербом внутрь и сунула под матрас, да поглубже, за оловянную кружку с деревянной ложкой.
– Корабль ведет капитан, но заправляет на нем врач. – Мики указал на стропила. – Дальше вам к нему. Читать кто-нибудь умеет?
– Я умею, – отозвалась Эванджелина.
– Тогда пойдешь первая. Доктор Данн. Это на твиндеке. Увидишь на двери табличку с именем.
Она прошла к веревочной лестнице и, крепко цепляясь за нее, поднялась, пока та раскачивалась из стороны в сторону. Оказавшись в узком коридоре, постучала в дверь с латунной табличкой. Из-за двери донеслось отрывистое:
– Кто там?
– Мне сказали… Я з-заключенная. – Эванджелина побелела. Она впервые так назвала себя.
– Войдите.
Она осторожно повернула круглую ручку и зашла в маленькую, обшитую дубовыми панелями каюту. За развернутым к двери письменным столом красного дерева сидел мужчина с короткими темными волосами. По обе стороны от него стояли книжные шкафы, а за спиной виднелась еще одна дверь. Он с рассеянным видом поднял голову. Доктор оказался моложе, чем она ожидала, – похоже, ему и тридцати еще не исполнилось, – и одет по всем правилам в морскую униформу: двубортный китель, украшенный золотыми галунами и латунными пуговицами.
Поманив ее к себе рукой, мужчина попросил:
– Закройте за собой дверь. Как зовут?
– Эванджелина Стоукс.
Он провел пальцем вниз по странице лежащей перед ним учетной книге и легонько постучал им по бумаге.
– Так, срок – четырнадцать лет.
Она кивнула.
– Покушение на убийство, кража… Это нешуточные обвинения, мисс Стоукс.
– Я знаю. – Она посмотрела на доктора: серо-зеленые глаза, накрахмаленный белый воротник. На столе серебряный кубок с монограммой и стеклянный шар пресс-папье. За спиной на полке в книжном шкафу аккуратно выстроились томики Шекспира. С таким мужчиной она могла бы водить знакомство в прошлой жизни.
Врач поджал губы. Захлопнул книгу.
– Ладно уж, давайте начнем, что ли.