Изгнанницы

В ялике женщины сидели спереди и сзади, тесно прижавшись друг к другу, матросы же устроились посередине и гребли. Эванджелина застыла совершенно неподвижно, слушая плеск весел и далекий звон колокола. Подол ее юбки промок от морской воды. Когда они подплыли к судну, Эванджелина прочитала выведенное на его корпусе название – «Медея».

С этого ракурса корабль выглядел пугающе: этакая нависающая над ними громада.

Светло-рыжий греб, прохаживаясь по Эванджелине откровенно оценивающим взглядом. Глазки у него были маленькие, мутно-серые, а на бицепсах красовались красно-черные татуировки с гологрудой русалкой, которая извивалась каждый раз, когда он тянул на себя весло. Поймав взгляд Эванджелины, он послал ей воздушный поцелуй.

Когда они достигли корабля, мягко ткнувшись в его борт, радостные возгласы мужчин у ограждения стали громче. Светло-рыжий спрыгнул на небольшую платформу, прикрепленную к трапу, и начал вытаскивать заключенных из ялика.

Из-за кандалов женщины двигались неловко.

– Чертовы цепи, – бурчала Олив, взбираясь на помост. – И куда, дьявол вас раздери, мы, по-вашему, можем сбежать?

– Попридержи язык, а то мы их вообще не снимем, – одернул ее матрос.

– А ты тут из себя начальника-то не строй, – хмыкнула она. – Сам, небось, из бывших сидельцев.

– Ты бы свой нос не шибко…

– Так я и думала.

Он дернул за цепь ее ручных кандалов, и Олив, качнувшись, подалась вперед. Когда она восстановила равновесие, матрос притянул ее ближе к себе, точно пса за поводок.

– Слушай сюда, потаскушка. Не забывай, кто здесь главный, а то горько пожалеешь. – Рыжий рывком дернул цепь вниз, и Олив упала на колени. Он скрутил цепь так, что верхняя часть туловища женщины оказалась за границами платформы и теперь нависала над водой. – Кандалы тяжелые. Мне нужно всего лишь ослабить хватку, и ты камнем пойдешь на дно.

Олив всхлипнула.

– Не надо. Пожалуйста, – проскулила она.

– Пожалуйста, господин.

Она беспомощно разжала руки.

– Пожалуйста, господин.

– Милостивый господин.

Олив молчала.

Эванджелина, находящаяся позади нее в ялике, подалась вперед:

– Не связывайся с ним, Олив. Просто скажи это.

Светло-рыжий глянул на своего приятеля и подмигнул. После чего подпихнул коленом ноги Олив, подталкивая ее ближе к воде.

Мужчины наверху затихли. Слышны были только хриплые крики чаек.

– Милостивый господин, – прошептала Олив.

Матрос потянул вверх цепь, а вместе с нею и тело Олив, так что теперь вся она оказалась висящей над водой. Было похоже, что он вот-вот ее отпустит. Эванджелина непроизвольно вскрикнула и поднялась. Ялик стало угрожающе раскачивать из стороны в сторону.

– Да чтоб тебя, глупая ты баба, тоже хочешь за борт вылететь? – вспылил матрос за спиной Эванджелины, грубо надавливая ей на плечо, и она грузно опустилась на деревянное сиденье.

Светло-рыжий снова резко дернул цепь на себя, и Олив безвольно рухнула на платформу. Некоторое время она пролежала так у основания трапа. Ее запястья были в крови, а спина как-то странно вздымалась и опадала, и сначала Эванджелина подумала, что подруга смеется. А потом увидела, что глаза Олив зажмурены. Тело ее сотрясалось, но она не издавала ни единого звука.

После того как на корабль переправили четырех заключенных, они стояли на верхней палубе и ждали, пока с них снимут кандалы. Полуголый матрос с чешуйчатым зелено-черным драконом, вытатуированным поперек туловища, держал перед собой связку ключей. Помимо Сесила, да и то в приглушенном свете спальни с задернутыми шторами, Эванджелина никогда еще не видела мужчину без рубашки, даже собственного отца незадолго до смерти.

– Ты! – Матрос махнул в сторону Эванджелины, жестом велев ей сесть на перевернутое ведро.

Моряки собрались рядом небольшой группкой. Она еще никогда не встречала мужчин подобного типа: с дублеными, морщинистыми, точно ядра грецкого ореха, лицами, хищным взглядом и жилистыми руками, покрытыми замысловатыми татуировками. Стражники в Ньюгейте хоть и источали презрение, однако не облизывали губ в распутном веселье и не издавали языками непотребных звуков.

Матрос с ключами дал товарищу подержать цепь между наручников Эванджелины, а сам опустился на колени и отпер сначала кандалы на щиколотках, а потом и те, что обхватывали ее запястья. Когда оковы упали на палубу, мужчины вокруг закричали и захлопали. Эванджелина потрясла ноющими руками.

Тот, который отпирал замки, дернул головой в сторону прочих матросов:

– Ничего, скоро угомонятся. Они всегда так на новеньких реагируют.

Эванджелина огляделась.

– А где остальные заключенные?

– Большинство там, внизу. – Он вскинул подбородок к темному квадратному проему, из которого торчал поручень. – В кишках. На орлоп-деке.

В кишках. Эванджелина содрогнулась.

– Их там… запирают?

– Только на ночь. И никаких кандалов на борту. Если только сами на них не напроситесь.

Девушка сперва удивилась, что заключенным дозволяется такая свобода передвижения, но потом сообразила: ну конечно! Если только они не решатся сигануть за борт, деваться им попросту некуда.