Изгой

Место оказалось незнакомое. Вдалеке виднелся амбар, недавно скошенное поле щетинилось стерней. Льюис остановился. Среди бескрайнего простора в полной тишине ему было неуютно. К горлу предательски подступал страх. Если бы найти, с кем поговорить, может, удалось бы прогнать гнетущую тишину, однако Льюис никого в округе не знал.

Он зашагал вокруг поля, надеясь вернуться домой в обход. Наверное, следовало попросить у Эда прощения, но от воспоминания о его словах и самодовольной ухмылке Льюиса замутило. Захотелось найти его, убедиться, что нос у него в самом деле сломан, и заодно переломать еще и ноги. Льюис не противился кровожадным мыслям: так хотя бы получалось приглушить тошноту и липкий страх.

Чтобы не углубляться в лес, он обошел его по краю. Дорога заняла целую вечность. У дома он спрятался и вернулся только к ужину.

Поначалу Льюис думал, что сумеет объяснить отцу про Эда – любому ясно, что он сказал ужасную гадость, – но, войдя в дом, как будто впал в ступор и даже в мыслях не мог держать тот эпизод, не говоря уж о том, чтобы о нем рассказать.

Гилберт и Льюис сидели у камина друг напротив друга, а Элис устроилась с бокалом за карточным столиком у окна и молча наблюдала. Больше всего Льюису хотелось, чтобы она ушла и занялась каким-то делом.

– Зачем ты это сделал?

– Не знаю.

– А по-моему, ты собой доволен.

– Нет, сэр.

– Ну тогда расскажи! Я хочу понять, что на тебя нашло.

– Ничего, сэр.

– Ничего? Ты сломал нос сыну наших хороших знакомых без причины? Ударил его в лицо…

– У меня была причина.

– И какая же?

– Он… я хотел, чтобы он прекратил…

– Что прекратил?

Молчание.

– Что прекратил, Льюис? Что он такого делал? Объясни, наконец!

– Ничего.

– Льюис, это безумие! Мало того что ты жестоко избил Эда и доволен, так еще и без причины? Что с тобой случилось?

С Льюисом всегда было что-то не так. Что именно, он и сам толком не знал.

– Почему ты со всеми ссоришься? Ты понимаешь, как трудно тебя воспитывать?

Льюис молчал, и отец распалялся еще сильнее, намереваясь любым способом заставить его говорить. Льюис не понимал, чего тот добивается – сидел и слушал, ломая голову, как угодить отцу, да так ничего и не придумал.

Когда Льюиса наконец-то отправили наверх, он принялся ходить по комнате взад-вперед. Он не помнил, что случилось и почему он поступил так, как поступил, помнил только, что отец его ненавидит, и ненавидит заслуженно.

Он шагал и шагал как заведенный, раз за разом преодолевая один и тот же короткий путь. Дверь, окно, снова дверь, и так до бесконечности.

Гилберт и Элис тоже поднялись наверх и ушли в спальню. Наступила тишина, которую нарушал только шум в голове. Льюис остановился и стал прислушиваться. Тело как будто онемело. Он решил, что проще всего почувствовать боль, и принялся изо всех сил царапать ногтями руку. Не помогло, даже когда расцарапал ее до крови. Внезапно в памяти снова всплыли слова Эда, и у Льюиса перехватило дыхание. Ему захотелось сбежать, и, выскочив за дверь, он помчался вниз.

На лестнице было темно, к тому же Льюис не привык бродить по дому, когда Гилберт и Элис спят. Через приоткрытую дверь в гостиную виднелся столик с напитками. Льюис зашел и закрыл за собой дверь, чтобы его нельзя было увидеть сверху лестницы, и стал разглядывать бутылки. Интересно, что там? Он никогда раньше не пробовал спиртное, если не считать символического глотка на праздниках в детстве.

Виски выглядело темным и мрачным, к тому же им часто пахло от отца. Льюис выбрал джин и отхлебнул прямо из бутылки. Горло как будто прожгло насквозь, однако сахарный с горчинкой привкус показался на удивление знакомым и как будто привычным. Он выпил еще немного и стал ждать.

Пустой желудок обдало жаром. Гортань горела, во рту осталось крепкое послевкусие. Вскоре алкоголь проник в кровь, и сердце забилось быстрее. Все тело словно прошило током. Ощущение было опасным и умиротворяющим одновременно.

А потом в голове стало мутнеть. Безумный рой мыслей, не дающий покоя, начал рассеиваться.

Льюис взял бутылку и снова отпил. Он даже улыбнулся. Кажется, надежное средство найдено.

Глава вторая

Декабрь 1952 года

Когда все разошлись, прислуга занялась уборкой. Тэмзин, Дики и Клэр обсуждали праздник, а Кит исследовала комнаты в поисках забытых мелочей. Она нашла красную шелковую сумочку Элис Олридж, с помадой и пачкой сигарет. Туфлю на шпильке под обеденным столом. Три зажигалки, из них две золотые, но только одна с гравировкой. Кит медленно прочесывала дом, как золотоискатель, и думала о прошедшем вечере.

Лишь после обеда она набралась храбрости подойти к Льюису.

– Что делаешь? – Кит прислонилась к стене в холле, согнув одну ногу в колене.

– Ничего.

Ей весь день хотелось заговорить с ним. И, похоже, у других такого желания не возникало.

– С Рождеством!

– И тебя!

– Как вообще дела?

– Ничего, спасибо.

Судя по всему, он тоже не прочь поболтать.

– А где твой отец?

– Внутри, с Элис и остальными. А твой?

– Кричит на прислугу. И в любой момент появится тут.