Изгой

Он не привык ложиться так поздно и ничего не ел со вчерашнего утра. Им овладело полное спокойствие. Рука саднила под самодельной повязкой, и он постарался сосредоточиться на боли и ждать, когда Элис позовет обедать. Однако она не позвала, а постучалась и вошла в комнату, застала его лежащим. Льюис поспешно сел спиной к спинке кровати и вопросительно взглянул на мачеху.

– У тебя все хорошо? – спросила она.

Льюис нехотя кивнул. Элис явно нервничала и заискивала, и от этого становилось неуютно. Она застыла на пороге, переминаясь с ноги на ногу.

– Льюис… Это из-за меня?

«Какой дурацкий вопрос», – подумал Льюис.

– Я тебя чем-то обидела? Ты же знаешь, я хочу тебе только добра.

Элис завела любимую песню. Теперь он должен ее утешать и убеждать, что она ни в чем не виновата. И вдобавок взять вину на себя. Обычно Льюису удавалось держаться от нее подальше, но сейчас деваться было некуда, и, несмотря на ее ухищрения, ему стало жаль Элис. Он решил: лучший способ прекратить эту игру – пойти ей навстречу, избегая лишних разговоров.

– Я проголодался, – проговорил он.

Элис лучезарно улыбнулась:

– Как раз пора обедать!

Глава пятая

Льюиса испугало, как легко он схватился за отцовскую бритву, и он пообещал себе, что больше такое не повторится. Особенно пугало, что резать себя оказалось приятно; ничего более ужасного он в жизни не совершал, однако страшнее всего была непреодолимая жажда боли и облегчение, которое приходило после. Как можно прекратить заниматься тем, что тебе помогает? Как отказаться от вредной привычки, если она вредит только тебе?

Он решил никогда больше не резать себя, но не сдержал слова. Второй раз он сделал это спустя месяц, когда рука зажила, и еще через несколько дней. А потом сбился со счета. В школе он не думал о бритве, она всегда ждала дома: острая, аккуратно сложенная в белоснежной ванной и такая притягательная. После он всегда тщательно прибирался, чтобы никто даже не заподозрил: до капельки смывал кровь с раковины и убирал бритву на место. С каждым разом наслаждение становилось все ярче, а за ним следовала горячая волна стыда. Постепенно резать себя вошло в привычку, острая жажда боли и стыд тоже превратились в рутину.

В Лондон удалось попасть только на следующих каникулах – с одной стороны, Льюис боялся отца, с другой – ни на миг не забывал о Джини, ощущая ее незримое присутствие весь долгий весенний семестр. В школе он снова стал ребенком, но воспоминания о близости никуда не делись. Джини была воплощением его желаний и надежд, и даже гнев отца не мог удержать Льюиса.

В субботу, незадолго до конца каникул, он тайком выскользнул из дома, приехал в Лондон до открытия клуба и решил подождать в пабе. Заказав себе выпить, он сел в углу. В пабе пахло пивом, на окнах красовались грязные разводы. Двое стариков беседовали о собаках.

Льюис быстро опьянел, однако не расслабился, как обычно, а только нервничал и робел перед встречей и злился на себя за это. Он выпил еще, вернулся в клуб и постучал – никто не открыл. С досады Льюис пнул дверь ногой, но ничего не почувствовал.

– Эй, парень! Льюис, да это ты? Помнишь меня?

Льюис обернулся. Рядом стоял бармен Джек. Льюис даже не слышал, как он подошел.

– Э-э… Джек?

– Точно, Джек. Идем со мной.

Джек отвел его в кафе, заказал чай с пирогом и табак и стал болтать с официанткой о полиции, лицензиях и облавах на подпольные заведения. Пирог блестел от густого коричневого соуса, одного цвета с крепким чаем. Льюис положил в чай сахару и, обжигаясь, принялся пить. Когда он закончил, Джек подтолкнул к нему жестянку с табаком. Льюис покачал головой.

– Джини ищешь?

Льюис кивнул. Джек взял шляпу и стал внимательно изучать изнаночную ленту.

– Где твой дом, Льюис?

Льюис решил, что ему сейчас прочтут нотацию. У Джека и впрямь порой проскакивали учительские замашки. Льюис был ему благодарен за угощение, но не хотел ничего обсуждать.

– А твой?

Джек понимающе кивнул.

– Я тут снимаю квартиру с приятелем. – Помолчав, он добавил: – А вообще на Ямайке.

Льюис смутно вспомнил страницу из школьного атласа и островки на голубом бумажном море.

– Льюис… мне кажется, у тебя что-то случилось.

Крыть было нечем и отвечать не хотелось.

– Когда она придет?

Джек улыбнулся:

– Джини – сама себе хозяйка. Идем-ка со мной, мне нужно принять товар, и помощь не помешает.

Стоя на тротуаре, Джек подавал Льюису ящики, а тот складывал их в погребе. Вскоре он вспотел и снял рубашку. Пошел дождь, Джек, который таскал ящики из грузовика, промок до нитки. Заглянув в погреб, он рассмеялся.

– От пива пот прошиб, да, приятель?

Закончив с разгрузкой, Джек отвел Льюиса помыться, и тот снова оделся. Они немного посидели в кабинете, потом Джек считал мелочь в баре, а пожилой уборщик подметал пол.