Изгой

– Наверное, нет, но, по-моему, она не против.

– Думаешь?

– Да.

– Если ты возомнил, что нравишься Тэмзин, не обольщайся. Она не испытывает к тебе ничего, кроме жалости. Она добрая девушка и помогла тебе. Но не смей переходить границы.

Повисла тишина.

– Пожалуй, вы правы.

Снова молчание.

– А теперь будь добр, убирайся из моего дома.

Все это время Кит пряталась за углом. Разговор ее разозлил, и, когда Льюис вышел из библиотеки, она бросилась вдогонку. Он не остановился и не посмотрел в ее сторону, Кит упорно шагала рядом, закипая от гнева.

– Почему ты позволяешь ему так с тобой обращаться?

– Подслушивать нехорошо.

– Нет, ты скажи – почему?!

– Потому что он прав.

Льюис смотрел вперед, явно желая побыстрее от нее отделаться, и это было невыносимо.

– Ничего подобного! В любом случае ты ничего не потерял. Тэмзин слишком много о себе воображает.

Льюис остановился и посмотрел на нее, заплаканную и сердитую.

– Не суй свой нос в чужие дела. Тебя это не касается.

Кит остановилась и стала смотреть ему вслед. «Льюис не знает, что обидел меня, – решила она. – Он не нарочно».

Глава шестая

Лето выдалось беспощадным. Жарким, сухим и безжизненным. Цветы завяли, поля были скошены, и только леса оставались темно-зелеными. Приближалась годовщина смерти Элизабет.

Льюис сидел у реки. Неизвестно, как долго – возможно, всегда. С белого нависшего неба медленно упала первая тяжелая капля и стекла по руке, мучительно щекоча кожу. В темной воде виднелось тело женщины, и это была не мать, а Элис. Мертвые глаза смотрели на Льюиса. Жара не давала пошевелиться.

Он проснулся от удушья. Тело сотрясала дрожь, лицо было мокрым – но не от пота, как он сначала подумал, а от слез. Льюис не умел плакать наяву и не помнил, каково это. Сейчас он не плакал, но был сильно напуган.

Усевшись на краю кровати, он вытер лицо и стал думать об Элис, о том, как она уязвима и как причудливо в ней сочетаются хрупкость и привязчивость. За окном – непроглядная темнота, пришлось включить свет, чтобы посмотреть на часы. Три часа. Погасив свет, Льюис встал. Хотелось выпить, но он решил повременить. Элис не выходила из головы, и от мыслей о ней становилось страшно.

В странном состоянии между сном и явью он вышел на лестничную площадку. Дверь в родительскую спальню оказалась приоткрыта. Льюис подошел ближе – просто убедиться, что Элис на месте, однако в узкую щель ничего не было видно. Так он и стоял, слушая, как колотится сердце, и пытаясь не издать ни звука. Он не откроет дверь. В конце концов, это глупо: разумеется, Элис у себя и, разумеется, живая. С чего бы ей умирать? И все же она беспомощна и нелюбима. Льюис тихонько толкнул дверь одним пальцем, мысленно умоляя мачеху не просыпаться.

Она лежала на спине поперек кровати, в ночной сорочке и почти сбросив одеяло. Ее грудь плавно поднималась и опускалась в такт дыханию. Неожиданно она открыла глаза, и Льюис отступил в темноту.

Едва ли она его увидела. Он ждал, не решаясь возвращаться к себе. За дверью послышался шорох: Элис повернулась на кровати и шепнула:

– Льюис?

Несколько долгих минут он не шевелился, выжидая, пока она уснет. Затем вернулся в свою кровать.

Утром они не виделись; Льюис уехал на работу до того, как Элис встала. Теперь он понимал, за что можно любить работу – там легко укрыться от любых неприятностей.

– Тысяча девятьсот сорок девятый. – Филипс поставил ему на стол очередной ящик.

«Вы обязаны явиться в понедельник, двадцать шестого августа…» Льюис взял карандаш. Стрелять из винтовки – это неплохо. Только убивать нет никакого желания. В конце прошлой недели он сообщил отцу, что пойдет в армию. Новость не произвела на Гилберта впечатления: он сам честно отслужил, да еще и участвовал в справедливой войне. Льюис представил себя в форме. Вот он отдает честь и получает медаль, а нарядно одетые Гилберт и Элис аплодируют. Правда, куда вероятнее другой расклад: имея оружие, в неудачный день он поддастся искушению прострелить себе голову, чем избавит их обоих от тяжкой обузы. Размышляя, Льюис продолжал писать: «вес восемьдесят фунтов, стоимость пять фунтов шесть шиллингов четыре пенса…»

Поначалу уезжать из конторы домой было приятно. Дорога петляла вниз по холму, светило солнце – любуйся себе окрестными пейзажами да радуйся освобождению от пыльного кабинета. Однако ближе к деревне дорога становилась прямее, и Льюис думал о доме и об Элис, гадал, чем она занята, и ловил себя на том, что едет медленнее, а порой просто останавливался и ждал. Сейчас он не стал ждать, а заставил себя ехать дальше и понял, что уже дома, только когда увидел Тэмзин у подъездной дорожки. Притормозив, он засмотрелся на нее, слишком красивую и яркую на фоне темной листвы. Получается, она специально сюда пришла. Интересно, зачем?

Приближаясь, Льюис все сильнее ощущал, что его место – в тени за ее спиной, а не на солнце. Тэмзин помахала рукой в перчатке, и он остановил машину.

– А я думала, ты меня не видишь!

– Вижу. – Льюис не глушил мотор.

– Чем занимаешься?

– Работаю.

– Значит, папа сказал «нет»?

– Само собой.

– Но прогуляться мы можем?

– Сейчас?