Повинуясь неискоренимой привычке подчиняться отцовскому авторитету, Льюис покорно поплелся за ним в гостиную. Элис не было. Гилберт подошел к бару и принялся с грохотом переставлять бутылки с крышки шкафчика внутрь. Льюис наблюдал за ним, по-детски наивно рассуждая, что отец просто не разобрался. Главное – все объяснить, и тогда он непременно что-нибудь сделает, восстановит справедливость.
– Ты был у Кармайклов?
– Да. И в жизни еще не испытывал такого унижения! Все из-за тебя, из-за того, что ты натворил. Дики Кармайкл тыкал меня носом в грязь, а я не мог возразить!
– Тэмзин? Я ее не трогал. Она…
Льюис не хотел отвлекаться ни на что другое. Кит страдает, нужно придумать, как ей помочь. Он боялся вновь потерять опору под ногами и спешил все объяснить, пока еще способен сосредоточиться на главном. Повязка на руке сидела туго и надежно. Льюис встряхнул головой и на миг закрыл глаза, собираясь с мыслями. Гилберт пытался запереть дверцы бара.
– Значит, к списку твоих грехов прибавилось еще и вранье?
Закончив возиться с замком, Гилберт выпрямился, и тут Льюис понял, что отец прячет бутылки от него. Нет, сейчас не до выпивки, сейчас важна только Кит. Он отчаянно хочет, чтобы его услышали, а отец не слышит, лишь кричит на него и пытается держать под контролем, как маленького.
– Значит, так: у нас были драки, – от нелепого гнева у Гилберта дрожал голос, – пьянство, извращенное самоистязание, до которого нормальный человек не додумается, а теперь ты еще и…
– Я ее не трогал!
Льюис пытался сосредоточиться на главной цели и не поддаваться злости, однако отец продолжал кричать:
– Если ты думаешь, что я пущу тебя обратно в свой дом, чтобы ты ломал мне жизнь своими…
И тогда Льюис бросился на него – Элис как раз вошла в комнату, он увидел в глазах отца страх, но ему было все равно. Подняв руку, он схватил Гилберта за воротник и лацканы пиджака. Отец обмяк в его руках, и Льюис толкнул его на пол. Он сохранил остатки благоразумия и не собирался драться всерьез, лишь изо всех сил пнул бар. Тонкие резные дверцы треснули и разлетелись в щепки. Зазвенели бьющиеся бутылки, и в нос ударил дурманящий, сладкий запах алкоголя. Льюис ушел, оставив отца на полу. Элис вжалась в стену.
Воздух на его пути казался липким. Льюис бежал вдоль края леса к саду Кармайклов. Обливаясь потом, он злился на запах скошенной травы, на спокойную красоту дома. Затем стал выкрикивать Кит, однако ответа не было. Тогда он принялся бить кулаком в блестящее стекло сводчатых окон. Кит не отвечала. Колотя по окнам, он не чувствовал боли, только звал Кит и ждал, когда же она придет.
Он остановился и снова прокричал ее имя равнодушному дому. Из-за угла выскочил человек – не Дики, кто-то другой. В доме раздался вопль, потом крик Дики, и наконец Льюис увидел Кит. Не двигаясь, она смотрела на него из окна второго этажа. Льюис отвлекся, и человек толкнул его плечом в грудь, сбил с ног и прижал к земле коленом. Извернувшись, Льюис ударил его ботинком в лицо и без промедления вскочил. Из дома вышел Дики с дробовиком в руках. Опустив взгляд, Льюис узнал Престона. Тот закрывал руками лицо, между пальцев у него текла кровь. Вопли в доме не умолкали. Льюис побежал к лесу. Сзади раздался выстрел, но Льюис уже спрятался среди деревьев. Едва ли Дики целился в него, скорее хотел напугать.
В лесу было темно и мрачно, как под водой, пахло диким чесноком, крапивой и смолой. Льюис свернул с тропинки и стал продираться через заросли ежевики, шагая по сухим листьям, пролежавшим тут не один год. Наконец он вбежал в глухую чащу и остановился перевести дух, опираясь на дерево.
Закрыв глаза, он ясно представил Кит. Тело казалось невесомым и бесчувственным, и он все время думал о ней и о том, что только сейчас понял, как любит ее. Он вспоминал, как она улыбалась ему в машине и как танцевала с ним. И как разговаривала с ним под деревом в тот солнечный день, наспех натянув мокрое платье, и как с ней спокойно. Кит такая ласковая. Глупо испытывать счастье от одной лишь мысли о ней, и все же он был счастлив – по крайней мере, в своем воображении. Обижать такую девушку – преступление, но и оставить ее в беде ничем не лучше.
Правая рука саднила. Присмотревшись, Льюис увидел на ладони впившиеся в кожу мелкие осколки и вспомнил о разбитых окнах.
Он сел у дерева и принялся вынимать осколки. Рука дрожала, и порезы стали жечь еще сильнее. Положив голову на тыльную сторону пострадавшей ладони, Льюис стал размышлять, что делать дальше, однако сосредоточиться никак не удавалось.
Бросить Кит нельзя.
Быть может, если с ней поговорить, то все наладится. Глупая, но единственная надежда.
Глава десятая