Изгой

— То есть ни понижение в статусе и в правах, ни лишения вассалитета, ни частичной конфискации имущества?

— Ни-че-го, — по слогам произнёс Меньшиков. — Что в этом слове вам непонятно?

— Тогда считайте, что я умер, — заявил я и пристально посмотрел в глаза старика.

— В смысле? — дёрнул тот бровью.

— В прямом. У Смолокуровых нет больше взрослых мужчин без способности вызвать Покровителя Рода. Я ухожу из семьи.

Моё заявление породило бурю эмоций. Никто не смолчал, но я лишь краешком уха отмечал кто и как среагировал.

— Неслыханно! — охнул толстый защитник.

— Отказаться от Рода? — не сдержал восклицания секретарь.

— Неожиданно, — задумчиво протянул Баратынский, продолжая играть безделушкой.

— Ма-ла-дец! — по слогам проговорила княгиня.

Несвицкий ничего не сказал, только проскрежетал зубами в бессильной злобе.

— Сын! — воскликнул отец.

Я, не оборачиваясь, выкинул руку за спину, останавливая его порыв жестом. Сейчас не до благородства и родственных излияний. И лучше ему помолчать. Слово главы Рода твёрже гранита, скажет что-нибудь сгоряча, потом обязательно за язык подтянут. А оно нам надо?

— Не хотите объяснить поподробнее? — вкрадчиво спросил Меньшиков. — Каким именно образом мы это оформим?

— Да любым, Ваша Светлость. Умер, пропал без вести, потерял документы. Вы тут главный, вам и решать.

— Разумно, — ухмыльнулся такой неприкрытой лести Светлейший и перевёл взгляд на секретаря. — У нас есть соответствующие процедуры?

— Подходящих конкретному случаю нет, — растерялся тот. — До сих пор из рода никто добровольно не уходил.

— А не добровольно? — встрял я.

— А не добровольно у нас только изгнанники.

— Мне подходит.

«Вы совсем идиот? — зашипел на меня Мишенька. — Вы что делаете…».

«Заткнись, мелкий, — грубо оборвал его я. — Не до тебя мне сейчас».

* * *

Страсти потихонечку улеглись, но никто не спешил высказаться. Всё внимание было направлено на нас с Меньшиковым. Больше, конечно, на Светлейшего Князя, чем на меня — только от него зависело, чем закончится моя недавняя выходка.

— Вы отдаёте себе отчёт, на что отважились, юноша? — спросил он, окидывая меня цепким взглядом. — Какие лишения вам придётся испытать? С какими трудностями столкнуться? Жизнь простолюдина, она сильно не похожа на вашу, уж поверьте мне, старику.

— Не совсем отдаю, Ваша Светлость, но мой поступок взвешенный и осмысленный. Род не должен страдать, — с некоторым пафосом заявил я, но здесь он к месту. — Единственное, хочу попросить…

— Смелее, — поощрил меня Меньшиков. — Последнее желание приговорённого — это святое.

Не самый позитивный посыл, как по мне, да и ладно. Спрос в нос не бьёт. Откажут — и хрен с ними. Я собрался с духом и выпалил:

— Оставьте возможность отыграть всё назад, если… — я запнулся и тут же поправился: — когда ко мне вернётся магия и способность вызывать Покровителя Рода.

— Каков наглец! — возмутился Несвицкий и хотел что-то добавить, но Меньшиков остановил его повелительным взмахом руки.

— Отыграть назад? — хмыкнул он. — Ну почему бы и нет? Думаю, заседатели меня в этом решении поддержат.

— Давно не получала такого удовольствия от процесса, — громко прошептала княгиня и в знак согласия подняла руку.

— Да, мальчик на удивление хорошо держится, — тоже шёпотом согласился с ней Баратынский и, повысив голос, сказал: — Не возражаю.

— Я возражаю! — взвился Несвицкий. — Захотел — вышел, захотел — снова зашёл! С чего это юнцу такие привилегии? Если наказывать, значит наказывать!

— Соблюдайте субординацию, князь! — осадил его Меньшиков. — Вы здесь всего лишь обличитель, не нужно брать на себя лишних обязанностей. Ваши доводы выслушали, а уж решения позвольте принимать нам.

— Да, конечно, Ваша Светлость, простите, — сбавил обороты тот. — Но прошу занести в протокол моё особое мнение.

— Это сколько угодно, — усмехнулся Светлейший и повернулся к секретарю. — Ну что там у вас, нашли?

— Да, Ваша Светлость, — откликнулся граф Вронский, листавший толстую книгу с законами. — Вот, есть. Мы можем приравнять этот случай, к изгнанию из рода с испытательным сроком.

— Вот и ладненько, на том и остановимся, — довольно потёр ладони Меньшиков, прокашлялся и провозгласил: — Занесите в протокол решение суда. Изгнать Смолокурова Михаила Александровича из рода сроком…

— На три года, — подсказал секретарь. — Меньше нельзя.

— Сроком на три года, — продолжил Светлейший. — На означенное время ответчик лишается имени, фамилии и дворянского титула со всеми сопутствующими привилегиями. Ему запрещается пользоваться связями, возможностями и деньгами рода, а также надлежит ограничить общение с членами семьи, слугами рода, вассальными родами, их слугами и кем бы то ни было, имеющих какое-то отношение с родом Смолокуровых…

«А вот сейчас было жёстко. Я, конечно, предполагал, что после такого решения жизнь не покажется праздником, но, чтобы так… Без бабла, без поддержки… Если честно, не ожидал. Эх, не видать мне теперь шампанского, доступных красавиц, и хрустящих булок по утрам… Хотя даже если бы и знал, что так будет, всё равно поступил бы так же. Ладно, где наша не пропадала, как-нибудь выживу».