— Извини, Лилу, очень жаль. Надо часа на три метнуться в контору, там запрос пришел от СГЦ, надо посмотреть и парней проинструктировать, что отвечать. Ответ ждут в понедельник к утру.
Лилит недовольно сжала губки, Волос обещал, что максимум три часа, напоминал, что «работать надо» и одевался — в свои вечные черные джинсы в обтяжку, плотно сидевшие на бедрах, берцы, кожанку поверх черной же майки. Чмокнул ее в мягкую утреннюю щечку и вышел в гостиную, откуда вместе с охранником пошел к лифтам.
Лилит осталась валяться в кровати, думая, как там, интересно, сейчас Маат поживает в своем радиоактивном райском местечке, и вдруг вспомнила Вагнера. Резко, внезапно и четко увидела перед собой его бледное узкое лицо, большие глубокие глаза, грустные губы. Ей показалось, она даже слышит его голос — строгий и тихий, и она заплакала. Сморщившись, перевернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку и услышала внизу в подъезде сильный хлопок, почувствовала, как дернулись пол и стены.
Настороженно, она села на середине кровати, прислушиваясь к крикам в холле и какому-то лязгу. В коридоре на этаже раздался топот бегущих ног, в дверь квартиры вломились трое секьюрити. «Она здесь, босс. Жива и здорова», — крикнул в микрофон, закрепленный на наушниках, охранник и побежал на балкон. Двое других бросились обшаривать углы, открывать шкафы, падая на пол, заглядывать под столы и диваны. Их главный, вернувшись с балкона сообщил шефу: «Визуальный осмотр помещения — норм. Ждем технарей со сканерами». Посмотрев в лицо Лилит, отвел взгляд, смутившись, ушел к двери. Остальные двое, держа в руках пистолеты, сели по углам комнаты.
— Что случилось, ребят? — уже застучала зубами, предчувствуя самое худшее, Лилит.
— Бомба. Лифт разворочало. Есть погибшие. Я Вас не выпущу сейчас из квартиры, — твердо сказал офицер, видя, как она подскочила бежать выяснять, что с Волосом.
Она переключила плазму на новости и на полстены увидела кадры задымленного холла своего дома, частично рухнувшие перекрытия и клубы пыли, дымные кольца в коридорах, облака дыма, выходящие на улицу из окон первых этажей. Бегущая строка потянулась по нижней кромке экрана кровавыми буквами: «СРОЧНО! В Мановахе в ЖК „Лидер“ на 2-й Ave убит Волос, сопредседатель Межгалактической комиссии по информационной политике. Преступники использовали мощный фугас, заложенный в лифтовой шахте, когда политик находился в лифте».
Лилит теряла сознание, все вокруг потемнело, она вспоминала ту вдову из Нарун-Амана, вроде ее звали Зерина, рассказавшую, как ее парень исчез во вспышке взрыва вместе с грузовиком на дороге, которой за всю жизнь выпало только несколько лет счастья. «Бл…дь, а мне-то только одна ночь счастья была намеряна…» Лилит сидела голая на полу, облокотившись спиной на кровать, плача видела, как рушится дом ее мечты — она, Волос, вместе, успешные, с умницами-детьми в хорошей квартире в красивом городе. Она столько лет шла к этому, получила эту ночь, и на этом все.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Сидел, улыбаясь в кресле, оглядывая чисто прибранный белый с матовым оттенком салон своего корабля, серебристые стены, плазму с нарядной Полиной (придумал ей новый прикид, скачав с модного сайта). Она приятным своим тембром говорила, что полет идет нормально, до точки назначения еще пять дней. Две недели полета я находился в приподнятом настроении. Оказалось, что в таком состоянии переносить полет и вынужденное бездействие в замкнутом пространстве без связи с внешним миром, еще сложней, чем если лететь в тоске и печали.
Саня, как мог, развлекал в шахматы, но это, конечно, не могло отвлечь от переживаний о будущем походе через время и, возможно, встрече с Черной. Меняя музыкальные треки, я вертел в руках резной средневековый золотой ключ на кожаном шнурке, разглядывал литые узоры на нем и замысловатые иероглифы. Вспоминал день за днем, вечер за вечером, мгновения за мгновениями — все, что было хорошего у нас с Черной когда-то во времена моего пребывания на Хомланде. Этих счастливых секунд было не так много, но их можно было смаковать, растягивая на минуты. Час встречи за ужином у нее дома можно было прокручивать в памяти целый вечер. Я нежно лелеял перед собой образ ее глаз и губ, черную глубину пышных волос. Разглядывал мысленно ее ладони, пальчики на ногах с красным лаком на ноготках. Рисовал, как она была одета, когда ходили в парк, когда ехали на такси из аэропорта, когда пошли в магазин за продуктами. Слышал, как пахла ее курточка, ее джинсы, сапожки, вязаные варежки и теплые чуни, висевшие после лыжной прогулки на батарее.