Изгой

— Но, оказалось, что я не могу быть врачом. Только санитаром. Потому что врач — высокооплачиваемая работа, и на эту должность могут попасть только дети врачей или дети их друзей. Знаешь, врач устроит врачом дочку своего друга, а тот устроит сына врача — учителем или полицейским. Семья — основа нашей страны, главная, фундаментальная ценность. Родители помогают расти своим детям, добиваться вершин, потом дети обеспечивают старикам нормальный уровень жизни на старости.

Но я — ублюдок, и мои опекуны не считали, что на меня надо тратить деньги и связи. В больнице мне сказали, что, если упорно работать — меня заметят и когда-нибудь все-таки сделают врачом. Но шли годы, и ничего этого не было. С институтов приходили все новые и новые чьи-то дети-выпускники с дипломами. Они не все умели лечить, многие и не хотели. Я не находил себе места, ведь я хотел лечить людей, а иногда должен был только смотреть как их калечат и только подавать шприцы, а потом протирать после трупа кушетку. Местный священник сказал, что может мне помочь выполнить свое предназначенье и по-настоящему служить людям, он организовал так, чтоб я лечил вместо одной девочки. Я числился санитаром, но лечил больных как врач. А зарплату получала юная врачиха — любовница священника.

Они говорили, что если моя мечта лечить — то я должен быть доволен. Но я не был доволен. Санитарской зарплаты ни на что не хватало. Я жил со стариками-опекунами в однокомнатной квартире. Они ненавидели меня за то, что я ничего не добился в жизни и теперь не только не помогаю им в старости, но еще и стесняю их. Конечно, у меня не было девушки. Совсем не было. Я только стоял в операционной по 12 часов в день, без выходных, спасал, спасал и спасал. Потом шел домой к опекунам. Если мачеха отворачивалась, я драчил на фотки красавиц в телефоне. Если не отворачивалась, то не складывалась даже такая личная жизнь.

Я не мог дальше. Однажды поймал себя на мысли, что хотел зарезать пациента. Это был парень из хорошей семьи. В приемном, за стеклом убивалась мать, красавица-невеста… Я обязан был спасти его, чтобы они жили дальше счастливо, а я бы вернулся в ненавистный дом, где старая мачеха — единственная женщина, которая будет со мной до самой смерти.

У нас все свадьбы и даже просто знакомства происходят только семьями, бабушки и матери сводят достойные дома. За ублюдка-санитара могли дать только самую толстую невесту, самую отвратительную, которая больше никому не нужна.

Я чувствовал, что сейчас зарежу того парня, чувствовал, что хочу, чтобы у них все разрушилось, чтоб им не досталось моего «спасенья». Я испугался, и уволился из больницы.

Незадолго до этого я узнал про долину Чобан, списывался с местными парнями, смотрел их сайты. Им нужны были врачи. А главное, они были такие же, как я… Я вдруг впервые в жизни почувствовал, что где-то есть «наши». Не назначенные государством опекуны, а по-настоящему родня. Мы, все, кто без отца — у нас только небесный отец, и мы — родные друг другу. Я не верующий, но мне этот образ запал в душу.

И здесь давали землю под обработку, можно было построить дом, и быть экономически независимым, здесь можно было жениться на той, которую сам выберешь. У меня дух захватывало от мысли, что у меня будут дети, у которых будут мама и папа.

Мне здесь было очень хорошо, отличная работа, уважение, друзья. Найна — из местных, мы обожали друг друга. Нельзя сказать, что я поверил в бога. Но мне иногда казалось, что где-то и вправду есть наш настоящий отец, и он дал нам эту долину. Я любил этого отца, эту долину, Найну, впервые за всю свою жизнь я любил себя и жизнь.

Я не могу понять, за что нас ненавидели соседи. Мы жили скромно — своими огородами, у нас не было богатств, и идей кого-то из соседей притеснять. Почему нас разбили — потому что у них больше сил.

Справа от Диса висел Хой, он был с этой планеты, из Маганды, страны на другом континенте.