— Я работал помощником у хозяина небольшой фирмы. Платил он немного, но говорил, что я ведь зато набираюсь у него опыта, учусь управлять, и когда он состарится, он назначит меня директором. Вот я и старался за троих. Но потом пришел, закончив институт, его сын, и дела стали по-тихоньку передавать ему. Однажды босс бухал со своим другом и я подслушал их разговор о справедливости. Я уважал хозяина, за то, что он старался быть справедливым, но не знал, что он справедливость понимает именно так. Он говорил своему товарищу, что всю молодость, зрелость и уже часть старости пахал, как вол, создавая фирму, поднимая ее шаг за шагом. Когда-то у него не было денег, чтоб отдыхать и радоваться жизни, потом — не было времени. Теперь есть время и деньги, но уже нет здоровья. «Где справедливость, если, например, отец моего помощника, бездельник и лентяй, а мы с ним одинаково не видели в жизни радости, и одинаково помрем от болячек? Я пахал, а он лежал на диване, а счастья вкушаем одинаковой дозой? Справедливость в том, что мой сын будет счастлив, будет ездить на нормальной машине, жить в хорошем доме с красавицей-женой и растить счастливых детей. Справедливость в том, чтоб сын бездельника пахал на моего сына за гроши».
Я понял, что нужно увольняться из этой фирмы, но вокруг все фирмы были такие. Хотел на госслужбу, но мой друг объяснил мне, что там все также: «просто у маленьких семей маленькие фирмы, а у больших — корпорации, министерства и целые государства. Это только по телевизору говорят, что политика — вопрос идеологий, ценностей и программ. Нет, это только вопрос — какая семья из каких налогов и каких доходов будет кушать».
В долине Чобан все только начиналось — с чистого листа. Здесь еще все было «без пап и мам». Тут можно было чего-то добиться самому, если ты сам чего-то стоишь. Я тут создал фирму, сам рулил, сам ее поднимал. Здесь все вокруг были мне ровней. Нормальные парни, у меня тут появились друзья. Я познакомился в интернете с Ойокой. Она прилетела ко мне, мы жили счастливо.
Я не из тех, кто считает, что все бабы — шлюхи, и я знаю, что богатые парни часто бывают несчастны в отношениях. Счастье — это казино, где не всегда везет. Но без денег, ты вообще не в игре, ты даже не в казино. А здесь не было такого сильного различия между богатыми и бедными, примерно все одинаково могли прокормить себя. И девушки были — как в детстве в пионерлагере. Когда они еще не в курсе, кто кем станет, у кого сколько будет денег, то могут любить тебя, просто — тебя.
Я не знаю, почему на нас напали. За что передавили, почему нас решили выкорчевать, как сорняк. Про нас говорят, что мы тут все религиозные фанатики — это вранье. Скорее наоборот, тут собрались те, кто не верил чужому богу и чужому отцу, никому не верил, кроме себя. Долина Чобан нам дала возможность поверить в себя, в товарищей, в жен. Я тут смог сам всего добиться, и все тут, если чего-то добивались, то сами.
Дис и Хой висели краснея избитыми лицами, затекшими глазами, синея бугрящимися из-под тощей кожи ребрами, острыми локтями. Тор играл желваками, Волос смотрел в темный угол, где лежали резиновые палки, электрошокеры и стояло ведро с грязной водой. Вагнер смотрел на бегущие цифры диктофона, оттикивающие последние часы жизни этих боевиков. Офицер дернул его за рукав и сказал, что «пора, хватит». Трое вышли из вагончика на прохладную ночь. Закурили.
— Сукой себя чувствую конченной, — сказал Волос.
— Мы реально ничем им не можем помочь, — сказал Тор.
— Делаем то, во что сами ввязались, — сказал Вагнер, — если так срослось, что они нам рассказали свои истории, мы обязаны их опубликовать.
Они прошли к своей палатке, где их разместил Клосс. Пока девчонки торчали в лагере вдов, пацаны много общались с майором, с его офицерами, с другими журналистами. Ездили смотреть, как бульдозеры сваливали в ущелье руины, оставшиеся от города. Видели, как сплошной спрессованной массой книги, посуда, белье, детские игрушки, сгребались ковшом истории и сваливались в бездонное ущелье, в бездну небытия. Видели, как в траншеях, длинными бесконечными линиями, тянувшихся до горизонта, закапывали убитых боевиков и гражданских. Каша из лиц, исчезала под налегавшим пластом земли. Бульдозер ревел и чадил солярным смогом, пыхтя по уже закопанным траншеям, равняя их своим весом. Долину Чобан очищали от сорняков, и готовили под заселение пока не известно кем и почему.
4,3
Эта библиотека в прошлый раз казалась темной, а сейчас тут горел нормальный свет от ламп в потолке. Было видно, что это довольно просторный зал, соединенный аркой со следующим, а потом с другим — неизвестно до куда простирались эти ряды стеллажей с книгами, папками и отдельными листками в файликах.
Женщина-библиотекарь средних лет, со светлыми волосами, затянутыми в пучок, в строгой юбке чуть ниже колен и в синей кофточке, слезала с приставной лесенки, аккуратно ступая на пол ногами в туфлях на небольшом каблуке. Она улыбнулась мне, я тоже улыбнулся.