Изгой

Она выгуливала здесь своего здоровенного черного пса каждую ночь. Пес уже набегался и спокойно сидел у ее ног. Она — опять в длинном черном пальто с серебристыми узорами, в черных же сапожках на металлических шпильках, в мягких кожаных перчатках, — смотрела вдаль темного города, туда, где терялись очертания и только угадывались деревья, а за ними стены домов. Мы стояли вместе, она с интересом смотрела на меня, но молчала. Вместе молчали, потому, что нравилось не нарушать эту тишину, нравилось просто смотреть на эту темноту, чувствовать рядом друг друга и собаку.

Казалось, что мы общаемся с ней даже не обмениваясь мыслями, а сообщая друг другу настроение. Ей было спокойно, хорошо и она одновременно вспоминала и мечтала. У меня вдруг возникло понимание, что она знает вообще всех в этом городе, все про всех помнит. И она их любит, и любит фантазировать об их будущем. Теперь было ясно, что она знает все и обо мне. А когда она улыбнулась сейчас, глядя мне в глаза, я понял, что она видит, чем все кончится. Мягкая улыбка, сдвинувшиеся губы, глубокие черные глаза, она, и радовалась, и скорбила, и сочувствовала мне, и верила в меня. «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной», — показалось, что пели ее глаза.

Ждали, что сейчас должен подойти тот ее знакомый тоже молчаливый белобрысый парень, но вместо него из черноты дворов вышли мои старые друзья-байкеры. Бородачи обрадовались мне, и улыбаясь, стали звать идти с ними. Она кивнула, я чинно поклонился ей, и пошел.

Прошли по переулку в неосвещенный двор, и здоровяк в кожаном бушлате потянул на себя тяжелую железную дверь в подвал. Зашли. Удивительно, как тихо в этом городе — пакеты в руках моих друзей не гремели, кованые сапоги не звякали об асфальт и железки. В подвале было и вовсе темно и тихо. Но через несколько секунд я проморгался и стал что-то различать. Мне кивнули на что-то длинное, лежавшее в нише за трубами водопровода, завернутое в целлофановые серо-черные пакеты. Я взял, почувствовав холод в руках и что-то тонко откликнувшееся мне. Снял пакеты и увидел длинный серебристый луч меча. Клинок играл в скудном свете, отбрасывал из глубины стали искры, как снег на ярком солнце.

Я восхищенно разглядывал оружие, а мужики смотрели на меня, словно сравнивали с кем-то. Похоже, они были довольны случившимся. Я оглянулся на них с молчаливым вопросом, что я им должен за этот подгон. Рыжебородый коротко двинул рукой — ничего. Это меч противника бога.

Когда много сидишь у компьютера, то даже сны становятся похожи на компьютерные игры и соцсети. Перед глазами неслась кутерьма неразличимых фоток, гифок, сообщений в чате со смайликами и стикерами. Как будто стоишь на платформе вечером и мимо, перед самым лицом проносится поезд, с освещенными окнами — в каждом в считанные доли секунды мелькает чье-то лицо, сливаясь в светящийся поток огня и глаз. Нельзя различить этих лиц, но и нельзя считать, что ты их не видел… Вдруг все словно встало на паузу. Выскочило сообщение в чате: «За меня не парься пока. Присмотри за киношниками». В профиле улыбался Радость — как обычно широко, от уха до уха, глядя своими смешливыми глазами.

Проснулся. Россомаха сидела на постели, уткнувшись в телефон и продолжала чатиться. Мы спали вместе эти два дня, но не трахались. И это при чем ощущалось, как будто нормально, как будто все так.

Ведьма услышала, что я проснулся и ткнула коленом меня в бок. Давай, мол, дальше думать про 7 Х Гарпий.

Если вкратце, вот, что хорошего мы надумали. Храм-Музей в Маршане — очень важное место, в нем есть древний портал, ведущий во тьму этой планеты, наподобие того, в который я входил несколько дней назад. Россомаха с подругами туда зайдет, и, как она выразилась, «открутит пару вентилей», отключив эмоционально-депрессивную блокировку с населения Крама. Там же она кое с кем встретится, кто может нам помочь, и кто точно не хочет, чтоб память о нем размагнитили. На это ей нужно время. Все это время надо, чтоб в Храм не входили попы или их сторонники.

Это значит, надо не дать Церкви взять здание Храма под контроль в ближайшие дни. В городе есть наши возможные сторонники. Их надо организовать и собрать на Соборной площади, живым щитом закрыв врата храма (и окна, щели, дыры тоже). Если будут пытаться выбить силами городской стражи или спецназом, значит строить баррикады и отбиваться. Если надо будет для этого провозглашать революцию, значит провозглашать — свергать Волота, сносить диктатуру, менять власть… Но Россомаха должна успеть вернуться из портала и выйти из Храма.

Для организации «майдана» у ведьм есть выходы на маршанские вузы, преподов и студентов. Есть контакт с футбольными фанатами, есть связи с кое-каким бизнесом, чтоб подбросили на толпу хавчика, бухла, травы, теплых вещей.

Хорошая подруга-ведьма подтянет шоубиз, чтоб сделать зачетный дискач на площади. Заинтересованные в дефолте по облигациям госдолга банки готовы слегка докинуть денег на расходы.