Изгой

Мне уже сорок, я повидала мужиков, всегда любила мужчин. Но настоящих становится все меньше. Некоторые думают, что бабы любят за деньги. Не совсем так, это о другом. Настоящий мужчина — самостоятельный, смелый. Он может взяться за проблему и сам решить. Это творец, который сам что-то создает. Да, конечно, у таких обычно и деньги есть. Но главное, это их аура. От такого мужика какое-то электричество исходит, как от бога, от творца.

Я с 5-й планеты Х Центавра. Там цивилизация, большое государство, большие фирмы. Там мужики все стали послушными, клерками, серыми, тусклыми. Среди них есть и богатенькие. Но они эти деньги не сделали, а получили за верную службу, за послушание, за преданность. У них этой ауры самости нет. Тошнит от их глаз. Взгляд побитой собаки, страх перед начальством, спесь перед подчиненными. Есть, конечно, юные богатеи из солидных смей. Но папочкины деньги и свои — разные вещи. Там, даже если родится нормальный мужик, он ничего не добьется, система или сплющит и превратит в послушного винтика, или раздавит.

Мой Хлем сам нашел меня в соцсети, мы переписывались год. Потом он сказал — приезжай, если не трусишь. И я поехала. Он моложе меня на десять почти лет. Но он ничего не боялся — ни трудностей, ни врагов, ни любви. Многие мужики боялись в меня влюбиться, боялись моих чар — а этот, безбашенный, нырял весь целиком, ничего не оставлял на потом.

Зерина смотрела прямо в камеру немигающими черными глазами, иногда трогая перед лицом свисающие струйками черного пепла волосы. Маленькая, сухая с загорелым остроносым лицом, у нее словно запершило в глотке и она стала говорить слегка старушечьим тембром:

— Я здесь пробыла четыре года. Это единственные в моей жизни «настоящие» четыре года. Я благодарна судьбе, что у меня было хотя бы это. В новостях говорили, что Чобан — искусственное формирование, созданное по какому-то проекту. Может, искусственное, но люди там были настоящие и там можно было быть по-настоящему счастливой. Я чувствовала, что счастье не может быть вечным, что впереди горе. Люди, боги, небо не допустят, чтоб Чобан жил.

Я видела, как мой погиб. Он даже не успел повоевать. Они только сели в свой грузовик со своим оружием и выехали из села. Мы, жены, смотрели с площади на холме, как они пылят по дороге, и увидели вспышку. Мы даже не видели, чем и откуда их убили. Что-то, может, с неба, может, из-за горизонта. Просто сильная белая вспышка. Девчонки побежали туда смотреть, надеялись кого-то спасти… Я осталась сидеть на площади, в этой пыли. Я не хотела смотреть. Мне потом говорили, что там был только серый пепел. Куча пепла на дороге и облако пепла над ней.

Зерина затихла, глядя на переплетение удлинителей. Марда плакала, дергая плечами, убирая указательным пальцем слезы из-под глаз, морща покрасневшее лицо:

Я не знаю, что с Идином. Не было вестей. Он уехал на фронт месяц назад. Говорят, их разбили на речке Селцет, говорят, всех кого не убили в битве, всех расстреляли. Я знаю, что не смогу вернуться на свою планету, я и не хочу туда. Если бы кто-то помог мне найти его, хотя бы место, где он лежит, хоть кучку пепла… Я только это хочу, мне только это надо.

Комната, темная и тихая, каменела и молчала. В ее центре освещенное яркими фонарями сверкало белое ослепительное пятно, в котором тряслась и рыдала, согнувшись лицом к коленям, Марда, и молчала, скривив рот, Зерина.

Глава 5

5,1

Один снаряд попал под воду и дал только высоченный серый тугой фонтан, а второй разворотил кромку болота и твердой земли, подняв тучу грязи и жижи, глухо ахнув по ушам и засыпав мелкими ветками, листвой, липкими кусками грунта. Ломая ветки, из кустов на Ратмира вывалилось беспросветно грязное чмо. В обтекающем коричневыми мазками лице узнавался лейтенант — командир взвода, в опорном пункте которого все и случилось. Здесь итак всегда было почти ничего не видно из-за плотного кустарника и сплошной стены крон деревьев вверху, не пускавших солнечный свет. Но теперь в поднятых взрывами тучах грязи и мелкой взвеси воды, сорванной листвы и мелких веток, теперь было и вовсе невозможно даже определить, где кто. Вместо всех ориентиров, единственными приметными точками были яркие короткие беспорядочные вспышки разрывов. Звук ходил тоже не понятно — невозможно было определить дальность и силу хлопков. Было ощущение, что на тебе шлем, по нему бьют палкой, и все звуки живут непосредственно на металле шлема.