Они бежали гуськом, стараясь держать дистанцию по больше, через пару километров, чтоб срезать, сошли с дороги и поперли по тропе. Временами ноги уходили по колено в ямы, временами кто-то падал, а раненые валились с носилок. Но в целом двигались быстро. Грохот сзади стих, похоже, лавандосы вошли на их опорный пункт и обживались. Зато впереди бабахало вполне ритмично. Это хорошо, значит, Мурад держится, но и плохо — надо как-то к нему выйти так, чтоб он же и не расстрелял. В этих условиях видимости и грязности надеяться, что они там разберут, что свои, не приходилось.
Вверху заходили ходуном кроны деревьев, посыпались листья, засуетились птицы. Со свистом над зеленым лесным покрывалом что-то пронеслось едва уловимым пятном тени. Вертушка шла с запада на восток, — «ихняя». Бомбить тут с вертолетов что-то бесполезно, ничего не видно. Но они могут идти на удар по мостам, тылам или позициям артиллерии, которые могли зафиксировать разведкой. А могли идти на высадку десанта.
Почти пришли, но тут тропа была надежно завалена бревнами, взяли правее, по пояс в жиже, через заросли. Впереди кто-то фигачил из ручного пулемета примерно в сторону запада, наверное, свой. Ратмир и его ребята, застыв, что есть мочи хором заорали матерный припев местной фольклорной солдатской песни о службе на болотах «Собака Баскервилей». Признав своих, им крикнули в ответ, чтоб ползли вдоль канавы в сторону двух сосен.
«Мурод!» — хохоча, обнял капитана Ратмир, стукая его кулаком в плечо. Мурад сидел за бетонным приступком и курил, держа в руках телефон рации. Выхватив трубку из рук, Ратмир связался с майором, свои замом, оставшимся на командном пункте. Тот был жив и доложил обстановку.
Войска Лаванды накатили ровно в 16–30 по всем шести направлениям. Против ордынской батальонной группы работала «их» батальонная группа, то есть имея превосходство в силах примерно в полтора раза. Наступление идет по всему фронту дивизии, задействованы две их бригады, третья стоит во втором эшелоне, готовая тоже наступать. Их разведка работает лучше, чем про нее думали. Хорошо изучили местность перед ордынским передним краем, что позволило их войскам ночью и утром скрытно совершить быстрый переход по заболоченным участкам и выйти к ордынскому переднему краю раньше, чем от них ждали.
В батальоне Ратмира из шести взводов первого эшелона не выходят на связь четыре, пока не ясно уничтожены они или нет. Два взвода точно держатся, но понесли тяжелые потери. Нанесенный ущерб противнику не известен. Мурад сказал, что его наблюдатель видел, что к северу от него, там, где был 3-й взвод, видел лавандосов, в том числе танки и грузовики. Видимо, они взяли ту «кочку» и собирают там силы для наступления вглубь района обороны батальона.
Ратмир и Мурад зашли под навес бетонной плиты и развернули целлофановый пакет с картой. Да, за «кочкой» третьего взвода на восток идет полоса твердой земли. По ней можно было бы, как по взлетной полосе выйти к тылам батальона и дальше — на восток. Можно было бы, если бы карта не врала. На самом деле, там перед оврагом у леса ручей шире и глубже, чем помечено на бумаге, и по западному берегу легла широкая трясина. Глубина там полметра, этого достаточно, чтоб увязла и пехота и машины. Но это известно им, ордынцам, а лавандосы, похоже, карте верили и готовились там наступать.
Для такого дела у Ратмира был припасен резерв — взвод разведки и два танка, он приказал им выдвинуться вперед и занять позиции на овраге, минометным танкам приготовиться накрывать участок перед трясиной, а трем плазмам быть готовыми бить по выявленным разведчиками целям. У Мурада на «кочке» нашлись пять бойцов, приблудившихся от разбитого 3-го взвода, с Ратмиром, лейтенантом и семерыми солдатами, пришедшими с 5-го, получалось 14 человек — не плохая команда. Оставив раненых Мураду, они взяли у него грузовик и решили ехать к оврагу, заняв позицию в густых зарослях, лежавших вдоль тропы, уходящей в обход оврага на юг. Туда скорее всего сунутся лавандосы, нарвавшись на удар в лоб от разведчиков и танкистов.
Медленно грузовик шел по узкой колейной дороге, раскачиваясь на ухабах, ныряя колесами воду в ямах. Ратмир, держась за раму, раскачивался вместе с кабиной, страшась прокусить язык. Водила, вытаращив глаза, ворочал отчаянно рулем, объезжая ямы, плавно накатывая на трухлявые стволы гниющих деревьев. Ратмир удивлялся, какими жалкими были теперь эти деревья, так потрясшие его в первый день по приезду сюда, своей силой и упрямым стремлением к росту и свету. Изувеченные корни торчали из земли и, казалось, орали, как раненные. Стволы лежали в беспорядке, повалившись на кусты, как побитая армия. Отдельные, устоявшие, торчали теперь над зарослями, над растревоженными лужами трясины, и смотрели ошарашенными глазами, молчали, оцепенев, переваривая, что случилось.