Изгой

Гвардейцы и стража, толпами стояли за автобусами, среди них бегали офицеры, успокаивали, наводили порядок, приводили в чувство. Я решил продолжить давление, отписал в чат, чтоб атаковали. Бутылки с зажигательной смесью бились о борта автобусов и грузовиков, машины вспыхивали яркими пятнами, взрывались, пылали, переливаясь огнями, которые заиграли на стенах домов вокруг площади, на шлемах солдат. Раскачав горевшие пожарки, их толкнули тоже в эту цепь, угрожая взрывом. Гвардия и стража стали отступать от горящей вереницы автобусов на другую сторону проспекта, во дворы, прикрываясь там щитами, пожарными машинами, тяжелыми армейскими грузовиками. На освободившийся асфальт проспекта выныривали наши — небольшими группами, быстро перебегая, продолжали забрасывать отступавших бутылками, камнями и петардами. В сторону гвардейцев покатились горящие покрышки. Огонь заплясал в окнах магазинов и кафе на первых этажах домов, выходивших к проспекту, желтые фасады пафосных зданий лизнули черные языки дыма. Пожарные отвлеклись от нас и бросились тушить.

На улице Космонавтов, которую не тронуло наше наступление, полицейские цепи вдруг тоже пришли в движение и начали ломаться. Со стороны соседней станции метро из темноты дворов и улиц накатывало другое море голов, лиц и рук. У Шарен миллионы фанатов, десятки миллионов поклонников, сотни тысяч которых живут в Маршане. Можно всегда, конечно, посмотреть ее шоу в интернете, за большие деньги можно полететь за океан, чтоб там сходить на концерт. Но пропустить ее выступление в своем городе, просто, из-за того что не пускает полиция? Как потом жить с этим позором.

Оттуда шла масса даже больше, чем та, что уже была на площади. Батальоны полицейских и городской стражи рассыпались и разбегались. Вокруг нескольких грузовиков, сбилась в круг сотня гвардейцев, закрывшись щитами, затравленно глядя из-под шлемов, как их обступает эта стихия. Эти тысячи, шедшие волнами, даже не штурмовали улицу, просто и почти беззаботно, заполняя собой все пространство, накатывая на площадь перед Собором. Скоро людьми были полностью заняты и площадь, и проспект, и все улицы, и судя по всему, близлежащие дворы, крыши и балконы домов. Гвардия, стража и полиция отходили вглубь улиц, или оставляли маленькие островки — выстроенные в каре черепахи у подземных переходов, у выходов из метро.

На сцене откричали свое какие-то бравые парни, и сцена, а с ней и Собор на минуту скрылись во тьме, вокруг повисла тишина, утихли петарды, умолк рев толпы. Откуда-то из-под земли пошел гул и рокот, сверху на сцену ударил сноп красного света, и тонкая высоких частот мелодия, слившаяся с ритмичным грохотом из-под брусчатки. В небе над сценой запорхали на канатах пестрые бабочки танцовщиц — кругами, размахивая перьями, крыльями и отблесками света на чешучайтых волшебных тугих туниках и накидках.

Золотой луч выхватил главный вход музея-собора — из распахнутых настежь главных дверей, сверкавших, как алмазные, по алой световой дорожке, легшей на каменное крыльцо, спускалась Шарен — голое, идеально прекрасное женское тело. На ней не было одежды, но свет играя на ней разными цветами и тенями, как будто одевал ее в фантастические облака и голограммы. Она была восхитительна, оркестр стелил перед ней звук — завораживавший, переворачивающий все в душе, от которого растворялось все вокруг и превращалось… Это невообразимое сочетание ритмичного гула снизу, электризующего звона сверху и волн музыки от оркестра — я вдруг вспомнил, где я только что слышал подобный звук. В подвале у Россомахи также рокотал поток воды в трубе и гудел воздух в коробе, когда она открутила вентиль и сдвинула рычаг. Над площадью сейчас звучали во всю мощь эти потоки, звуки волнами проходили через десятки тысяч голов, глаз, лиц, колыхали знамена, сливались с короткими вспышками петард и искрами пиротехники, играли с языками пламени пожаров в окрестных домах, с дымными столбами от покрышек.