– Князь Володарь предал Демьяна Твердяту. Ты видел его? Ты запомнил его лицо?
Князь Давыд скривился. Не дожидаясь угодливости прислужника, сам наполнил кубок вином и опрокинул его в широкую глотку. Миронег с замиранием сердца следил, как двигается его покрытый редким волосом кадык.
– Демьян славился красотой и богатством. Многие знали его и в Новгороде, и в стольном Киеве, – проговорил князь Давыд едва слышно.
– … а теперь он безобразен, болен, одинок и нищ! – докончил за князя Иегуда. Слезы потоком лились по его смуглым щекам.
– Должен ли ты споспешествовать совершению правосудия, князь?
Давыд лишь тряхнул косматой головой.
– Должен! – не отставал Иегуда. – Так пусть возмездие свершится Твердятиными руками!
– Я советовался с Возгарём…
– И?..
Миронег перестал слышать и видеть. Он задрал рубаху, стянул прочь порты и принял позу, уместную для отправления нужды. Колючая ветка впилась в мягкую, обнаженную плоть с тыльной стороны, но Миронег не обращал на это внимания, всецело поглощённый волной наслаждения, накрывающей каждого из нас в минуту избавления от непосильного бремени телесного. Слёзы облегчения оросили щёки черниговского уроженца, в ушах возникли сладостные звоны. Одни лишь ароматы не радовали, что неопровержимо свидетельствовало об изобретательности сатаны. Неупоминаемый испокон века слыл отменным мастаком присовокуплять к исполинской и простейшей благодати человеческой свою лепту отравительной и изысканнейшей мерзости.
Миронег прикрыл глаза, намереваясь совместить затейливую праведность испражнения с незамысловатым грехом соглядатайства.
– Вот они, разбойные деяния русичей! – проговорил тихий, подобный змеиному шипу, голос.
Миронег отворил глаза и увидел перед собой достопочтенного Цуриэля, просунувшего тюрбаноносную голову между побегами плетистых роз. Жидовин так уставился, что лишил чрево черниговского уроженца последней сдержанности. Задняя часть тела Миронега исторгла из себя всё, что полагалось ей исторгнуть, с весьма неприличным шумом. Чёрные бусинки-глаза достопочтенного иудея извергали потоки лавы. Его рот исторгал многоязыкую словесную брань.
– Загадили всё княжество, – шипел достопочтенный. – Прости меня всевышний, засрали! И это меньшее из непотребств! Колдунские прихвостни, воинствующие нищеброды, старательные прелюбодеи! А ну, гаденыш седобородый, ступай со мной!
Хищная тварь протянула к Миронегу когтистую лапу. Злобный потрох возжелал употребить Миронегову плоть для утоления насущных нужд мщения, а возможно, и попросту выдрать!
– Не пойду! – отрезал Миронег. – Бывал уж дером и более выдранным быть не желаю!
Достопочтенный Цуриэль широко отверз острозубый рот и изготовился уж вопить. Бедовая головушка Миронега разрывалась от дум, сердчишко озабоченно стукотило. Бежать! Спасаться, покуда охранный змей сего райского сада не созвал полчища вооружённых прислужников. Но возможно ли быстро удрать, не надев порток? Возможно! Но только в том случае, если удастся и вовсе избавиться от них. А чтобы не казать добрым жителям Тмутаракани неброский срам свой, можно пониже натянуть рубаху. Да не коротка ли окажется одежа? Ах, да ну её совсем! Нет на теле раба Божьего Апполинария ничего эдакого, чего б не видывали жители Тмутаракани!
Миронег засучил ножонками, задергался. Отринул перепачканные влажной землицей и плодами бунтующего чрева сапоги. Изгвазданные порты синей птицей вспорхнули к обескураженному лицу достопочтенного Цуриэля. Воспарил и сам Миронег. Да как воспарил! Цветущий плющ, дрожа и стеная, оросил благоуханными лепестками и беглеца, и достопочтенного Цуриэля под стеной беседки, и достославного князя, и достохвального Иегуду внутри неё.
Вослед ему нёсся многоголосый, щедро здобренный похабнейшей площадной бранью вопль. Босые ступни неизъяснимо страдали от соприкосновения с твердью земною, горячей и колкой. Но Миронег летел, силой духа преодолевая препоны. Ни навязчивое внимание Иегудиной прислуги, ни высокая каменная ограда, ни многолюдье городских улиц не задержали его вдохновенного парения. Его влекла необъятность морского простора. Там, под крутым прибрежным обрывом, он удосужился разведать несколько укромных пещерок, достаточно безопасных для того, кто желал вздремнуть в уединении, утолить потребность в отдыхе после тяжких и праведных трудов.
Там ввечеру и разыскал его вездесущий Олег. Влажный собачий нос ткнулся в Миронегову бороду и раз, и другой. Из отверстой, жарко дышащей пасти повеяло пёсьим духом. Мохнатое, тяжёлое тело притулилось рядышком. Неустанно движущийся хвост заколотил по истерзанному твёрдым ложем боку. Миронег проснулся тверёзым и немедленно застыдился непотребной своей наготы. Повязав вокруг бёдер рубаху, он поплёлся вдоль берега к палатке Тат, припоминая давешние приключения и странный, не поддающийся разумению сговор между Иегудой Хазарином и Давыдом Игоревичем. Олег сопровождал его, кружа взад и вперед по-собачьи, поднимая заднюю лапу на опрокинутые вверх дном лодки.