Изгои Рюрикова рода

– Отдай сундучок… икк… шкатулочка из смолёной бересты… икк…

– Возвгащайтесь в гогод, язычники!

– Друнгарий виглы, достопочтенный Нереус прогнал нас! – заверещал Борщ. – Так и сказал: если не уберёмся до света, бросит в темницу. А там, в каменных казематах, палач вырвет нам ноздри и выколет глаза. Кому мы нужны, если станем такими же страшилищами, как твой друг Твердята?

Амирам покосился на новгородца, но темнота скрывала его черты. Однако корабельщику почудилось, что тот криво ухмыляется. Наконец Твердята заговорил:

– Не пускай их на корабль, – прошептал он. – Пусть уж лучше Нереус расправится с ними…

– …я обещал городскому начальнику, – будто расслышав Твердятины слова пророкотал Возгарь. – Что раз ты, Лигуриец, привез нас сюда – то ты и увезёшь!

– Константинополь не терпит языческих культов! – еле слышно проговорил Твердята. – Тебя накажут, Амирам!

Твердята стоял у борта «Единорога» рядом с его владельцем. Ах, как велик, как светел был любезный его сердцу Царьград! И улицы, и набережная, и площадь перед Святой Софией – всё купалось в огнях, словно и нет ночи, словно город Константина в величии своем вознамерился затмить огни светильников небесных. Отраженные огни плавали в воде, между громоздкими телами судов. По набережной, несмотря на поздний час, сновали люди. Слышался колёсный крип, цокот, оживлённые разговоры. Над палубами витали ароматные дымы.

– Я их убью, – бросил Амирам.

– Стоит ли? – Твердята осторожно положил руку на плечо корабельщика.

– Где Капуста?

– На что тебе черниговский уроженец? Он едва ли не юродивый. Пусть гуляет! – примирительно отозвался Твердята.

– Я слышал, как в Тмутагакани Капусту величали родичем большого князя. Вряд ли врали.

– Так и есть!

– Эй, скиньте досочку… иккк… достопочтенный Возгарь желает…

– Послушай, платный вгаль! Я вас ссадил с когабля и обгатно пускать не намеген. Пошли вон!

– Сначала надо узнать, где Миронег, – тихо попросил Твердята.

– Послушай! Не стоит трогать их! Они слуги богов. Перевези через Боспор да и отдай магометанам.

– И это говогишь мне ты, хгистианин?

– Послушай! – не унимался Твердята. – Если ты хоть во что-то веруешь, оставь их! Да, они занимаются колдовством и гаданием, но обычно ведь верно угадывают! Неужто и тебе плохо нагадали?

– Вегую ли в богов? – Амирам лишь на минуту задумался и подозрительно легко смирился с требованием Твердяты, а тот, утомлённый зрелищем Святой Премудрости, долгими блужданиями по городу, новой пищей, прилёг на палубу и быстро уснул.

Ему снилась спокойная, гладкая, будто в лесном озере, вода Боспора. Огни огромного города, отражённые в ней, стройное пение юных чистых голосов, редкий плеск вёсел, раннее пробуждение рыбного рынка на противоположном берегу залива, розовеющее небо, неподвижное, заботливо укрытое жёлтой шалью тело Тат. Вот она, спит неподалеку. В течение всего плавания она ежевечерне устраивалась рядом с ним на палубе, а поутру он неизменно просыпался странно счастливым, согретым её крепкими объятиями. Он привык к запахам степных трав, исходившим от неё, он привык к ярким звёздам, сиявшим над мачтою «Единорога». Злая тоска оставила его, бросилась в морскую пучину, отчаявшись противостоять преданности Тат. Но с той поры как они пристали в гавани Царьграда, половчанка стала сторониться его. Твердята пошевелился, приподнялся, посмотрел на неподвижную фигуру под жёлтой шалью и понял, что уже не спит. Солнышко начинало припекать. С пристани слышались голоса. Городская стража, под предводительством огромного друнгария виглы, вела допрос с пристрастием. Собралась небольшая толпа. Среди замызганных выцветших плащей бронзовая броня Нереуса сверкала, как солнце среди туч. Тут были и торговцы с рыбного рынка, и старый жид в огромном, засаленном тюрбане. Неподалёку топтались вездесущие мальчишки. Они боялись пик городской стражи. А друнгарий виглы Нереус сжимал в руке тяжёлый хлыст.

– Эти тела мы выловили утром в заливе, – говорил Нереус. – Два русича. У обоих перерезаны глотки. Я дознался. Они прибыли на твоём корабле, Лигуриец.

– Я не отвечаю за них, – шипел Амирам. – Они заплатили за доставку. Они сошли на бегег. За остальное я не в ответе.

– Он говорит правду, – проблеял жид в засаленном тюрбане. – Лигуриец не читает Торы, не ходит в синагогу, но он честный человек, вполне себе честный. А эти люди – они…

– Дьяволопоклонники? – недоверчиво поинтересовался Нереус.

– Язычники из северных лесов! – старик погрозил небесам кривым пальцем. – Они…

– А ты сам-то не язычник ли, дед? – сказал насмешливый голос, и выросшая за время дознания толпа заволновалась.

– Разойтись! – прорычал друнгарий виглы. – Эй, Донат! Проследи, чтобы мертвецов доставили в колумбарий. А вы расходитесь, граждане!

Стражники стали теснить толпу древками коротких пик. Становилось всё жарче, и воздух насыщался рыбной вонью. По счастью, говорили на ромейском языке, и Твердята ободрился, надеясь на то, что Тат, даже если услышит голоса, не сможет вполне понять их речей. Вопрос Тат оказался внезапен, словно первый удар набата. Тем более что она снова заговорила на языке ромеев.