Изгои Рюрикова рода

А потом случилось грехопаденье пострашнее прочих. Какой-то похотливый голосишко нашептал ему в уши скабрезностей. Какие-то цепкие руки хватали его за шиворот, вцеплялись в запястья. Его тащили и несли между высоких, каменных стен до тех пор, пока он не оказался под кронами дерев, вблизи фонтана. Там Миронег с ужаснувшим его самого любопытством взирал на непристойные сцены. Таковых зрелищ не видывал он в Чернигове! Совокупления рогатых и хвостатых тварей, диких и домашних, ему не единожды доводилось видеть. Да и что взять со зверья? Стыд и срам присущи лишь разумным тварям. Но люди? Да во множестве? Да таким-то образом? Где же мера бесстыдству? Он крепко смыкал веки, он закрывал лицо руками, он натягивал на лицо подол рубахи – ничего не помогло. Миронегу возжелалось ласк, его глотка исторгла звуки разной степени пронзительности. На зов явилась дева. Не совсем нагая и не шибко красивая, да и прихрамывала она, пожалуй, но зато улыбалась призывно. Впрочем, и с улыбкой случилась незадача – во рту у прелестницы не хватало пары зубов. Но зато как она танцевала! Как взвивались и опадали её расшитые цветами одежды! Как колыхались её огромные груди!

– Ишь, выглядывают, будто притаившиеся тати! А ну, подай-ка их сюда! – звал Миронег и тянул к прелестнице руки.

А она лепетала что-то на неизвестном черниговскому уроженцу языке. Она пела:

– Ла-ла-ла.

– Бери меня, – стонал Миронег. – Я готов для совокупления. Воссядь сверху! Я видел при входе на стенах картины сладострастия и мне восхотелось изведать… Хоть раз возопить в сладостном упоении, и тогда я вознесусь к вершинам блаженства!

Но дева ускользала, требовала денег, и далее мимолетных прикосновений дело не шло. Она танцевала, она пела, она расточала улыбки, она щедро делилась самыми сокровенными тайнами своего тела. Косматая голова Миронега шла кругом. По вздыбленной бороде текла пенная слюна. Он тянул в чаровнице трепетные длани, но та щебетала о каких-то монетах, требовала мзды. Обещала показать чарующие картины, призвать подружек, и он дал ей пару монет, и она позвала, и подружки явились. Обнажённые девы кружились в дивном хороводе. Их прекрасные лица искажались гримасами сладостной муки. Миронегу уже доводилось видеть всё это. Но где? Когда? Не в корчме ли? Не может быть! Не на уличных стенах, хотя многие дома в городе Константина были украшены изящными фресками и барельефами. Конечно! Он видел сцены совокуплений при входе в сие чудесное заведение. Ах, чего там только не было! Вернее, кого. Женщины зрелых форм и тонкие девицы, бородатые мужи и гладкокожие юнцы, полуодетые и обнаженные совершали соития в самых невиданных позах, порой сбиваясь в многочисленные группы, а одна невероятной красоты и нежности, долговолосая и хрупкая на вид дева совокуплялась с крупным, круторогим козлищем. Особенно же поразили и привлекли внимание Миронега странные сцены сражений. Долго старался черниговский уроженец утолить смятённое любопытство, рассматривая гладиаторские бои совершенно обнажённых противников мужского пола. Даровитый живописец изобразил мужей в состоянии крайнего обоюдного возбуждения, но безоружных, лишённых лат и верховых лошадей. При этом один противник неизменно повергал другого наземь, но дальше происходило что-то странное и недоступное разумению!

Миронег то ли спал, то ли грезил. Блаженная расслабленность накрыла его тело. Девы испарились, все, кроме одной. Да и та будто дремала. Явился угодливый служитель. Ныне, спустя несколько часов после созерцания картин и получив малую толику исполинского наслаждения, Миронег надеялся на большее. Он обратился к танцовщице.

– Раздевайся! – потребовала та.

Миронег поспешно избавился от туники и штанов. Непослушная одежда не давалась в руки, цеплялась за ухо, мешала кинуться в объятия.

Девица хмыкнула и, задрав демонстративно подол, принялась мочиться прямо в пустую чашу Миронега.

Затем она повлекла черниговского уроженца по крытой галерее, вдоль причудливо изукрашенных колон в соседний зал. Миронег поначалу не на шутку перетрухал, услышав жалостливые, многоголосые стоны, доносившиеся откуда-то изнутри помещения.

– Не чистилище ли это? – Миронег судорожно перекрестился.

Девица захохотала и подтолкнула его вперед. Там, в богато расписанных сосудах росли чудесные кусты, усыпанные сиреневыми цветами. Там, за пеленой занавесок, среди пышных соцветий происходила странная, шумливая возня. Ежели кого-то задумали подвергнуть пытке, то зачем избирать для столь мучительных ритуалов такое уютное место? Миронег, чуя неясную пока опасность, крался меж усыпанных цветами ветвей… и опять, по своему обыкновению, оказался неловок – запутался ногой в крае тонкой занавеси, закрывавшей широкое ложе, одно из многих здесь.

Освободившись наконец от прилипчивой ткани, Миронег хотел было идти дальше, увлекаемый подругой. Но вдруг зрелище странного, жгучего, постыдного греха – более изысканного, чем обычное блудодейство – обратило его, подобно жене Лота, в соляной столп, но не вполне лишило жизни.