Изгои Рюрикова рода

Топарх подпрыгнул, схватился за меч, глянул недружелюбно, но осёкся, подбежал, исколол взглядами.

– Это хорошо, что князья спят. Спящий – всё равно что мёртвый.

– Пговаливай!

– Послушай, Лигуриец! – топарх вцепился в полу Амирамова плаща, что твой репей.

– Чего хочешь, гъек? – Амирам поднял со скамьи свой меч.

– Предлагаю откуп! Стань посредником! Спроси у русичей, сколько возьмут отступного?

– Не возьмут! – окрысился Амирам. – И спгашивать не стану.

– Так я сам спрошу! Буди воеводу, он разумеет ромейский язык!

– Кто тут всякое газумеет… – Амирам задумался, уставился в одутловатое лицо топарха.

– Ну! Ну! – воитель волновался, ремни его доспеха оглушительно скрипели. – Помоги, Лигуриец!

– Помогать ты будешь, топагх! – огрызнулся Амирам.

– Недоумеваю, достопочтенный! Ты, безродный скиталец, конечно, нуждаешься в помощи знатного ромея. Но пока целы твои дромоны…

– Пока цела твоя голова, топагх!

Услышав угрозу, топарх снова схватился за рукоять меча, но, искоса глянув на оружие Амирама, передумал. Лигуриец же скинул плащ, оставшись в распахнутой куртке. Свой огромный меч он с изумляющей легкостью переложил на скамью рядом с собой, тем самым лишая топарха возможности усесться рядом. Ромей был вынужден занять место напротив, там, где высокое пламя в очаге стало быстро разогревать его доспех.

– Я слышал, ты надумал русичей пегессорить…

– Да что там! – топарх изобразил на лице вселенскую скуку. – Их шутовскому братству – грош цена. Совсем другое дело – твоя дружба.

Топарх наконец решился выложить на стол туго набитый кошель.

– Ого! – Амирам ловко развязал кошель. Не обращая внимания на яростные взгляды топарха, перебрал и счёл монеты, поцокал зубом.

– Ногаты! Почему не номисмы?

– Мы готовы последнее отдать! Но если ты…

Словно не слыша его, Амирам сгреб монеты в кошель, а кошель спрятал за пазухой куртки.

– Пойдём со мной! – Лигуриец поднялся, молниеносным движением поднял меч на плечо. Топарх отпрянул.

– Младший из князей за стеной. Спит с бабой. Дгужина его на «Единогоге», охганяет добычу. Надо спешить. Пойдём!

– Ты намерен прирезать обоих прямо здесь? – в остреньких глазках топарха блеснул опасливый задор. – Разумно ли это?

– Пойдём! – повторил Амирам. – Ты вяжешь бабу. А я с князем как-нибудь спгавлюсь.

Наверное, гордый ромей начал карьеру воителя в сражениях с волками и прочими татями, имеющими обыкновение похищать скот. Он ловко, как заправский пастух овцу, скрутил утомлённую любовными утехами Сачу, сноровисто уложил её на плечи. Оглушённый точным ударом Амирама князь бесчувственным кулём повис у кормчего на плече.

Экая ноша! Тяжёл, угловат, словно из камня изваян! По-буйволиному взмыкивает, того и гляди, весь вертеп перебудит. Амирам спешил. Скорым бегом, опираясь на меч, он прокрался мимо спящего воеводы за ворота корчмы. Ах, если б можно было поверить в колдунство да и зачаровать дрыхнувших у коновязи русичей! Но те оказались поголовно пьяны, все, кроме княжеского оруженосца Илюши. Тот вскочил, выхватил из груды сваленного тут же оружия пику.

– Ступай за мной, – коротко приказал Амирам. – До гассвета «Единогог» должен сняться с якогя. Иначе вам конец.

Илюша послушался, но пику не выкинул. Наоборот, извлек из груды ещё одну. Из них, используя к тому же и Амирамов плащ, соорудили для Володаря носилки. Дальше дело пошло быстрее.

Обливаясь потом, Амирам и Илюша вынесли Володаря на морской берег. Следом, пыхтя, тащился топарх. Сача благоразумно помалкивала. Только вертела головой, зорко посматривая по сторонам. Искала возможность побега и уж сбежала бы, если б не возлюбленный её каган. Эх, женские прегрешения! Расточительно даримая, бессмысленная преданность! Амирам нарочно заговорил с топархом на языке русинов, не заботясь о взаимопонимании.

– Если не пгинесешь до гассвета ещё пять таких же кошелей – утгом степняки с князем во главе будут на бегегу. А я уж пгиготовлю подходящий вегтел и мы тебя на него насадим, топагх!

Топарх в изумлении таращил на него игольчатые буркалы.

Сача позволила уложить себя в богато украшенную ладью топарха, а потом так же безропотно поднялась на корабль.

* * *

Володарь очнулся в тот миг, когда от борта «Единорога» отвалила нарядная ладейка, увозившая изрядно обедневшего топарха к таврическому берегу.

– Где моя Сача? – первым делом спросил князь.

– Молись своему Богу, гусин, коли вегуешь! – шептал Амирам. – На твоей голове счастливый венец! Мы при добыче, в тгюмах монет не счесть! Я высажу тебя в городе Константина, а сам отпгавлюсь в Геную сбывать товаг.

– Где моя Сача? – не унимался Володарь.

Амирам сосредоточенно намотал конец цепи на основание мачты и замкнул её на замок. На его плечах лежала безлунная ночь. За бортом корабля цвело и переливалось спокойное предосеннее море. Вот скрипнули уключины, послышался плеск воды. Галера, движимая дружными взмахами весел, устремилась прочь от берега. А Володарь Ростиславич снова и снова повторял свой трудный вопрос:

– Где моя Сача? Где Сача? – твердил он.

– В тгюме твоя баба, – Амирам решил снизойти до ответа высокородному узнику.