Изгои. Роман о беглых олигархах

– То и есть. Я ведь знаю, что ты распродажу устроил. Недвижимость распродаешь, сдаешь в долгосрочную аренду, заводы свои на аукцион через каких-то мартышек выставил, да все я про тебя знаю. Могу по минутам рассказать твою последнюю неделю, веришь? Могу тебе палок в колеса напихать. Да чего тут говорить, ты все понимаешь.

– Понимаю. Сколько ты хочешь?

– Ничего я не хочу. Уезжай себе на здоровье. У меня просьба скорее не материального, а гуманитарного характера.

– А именно? – удивился Феликс.

– Жизнь заковыристая штука, – начал я немного издалека, – кто знает, что может произойти? Сегодня я тебя вызвал. Ты, при всех своих миллионах, вынужден сидеть в этом дрянном кабинетишке и терпеть мои издевательства, а завтра все перевернется с ног на голову. Я тебе больше скажу – должно перевернуться. Я кто? Да никто. Мудак и беспредельщик в погонах. Ты предприниматель, светлая голова – это ты так думаешь. На самом деле ты ворюга, но это мое частно-народное мнение, уж извини. Так что я предлагаю нам помириться. Меня тоже можно понять – я человек подневольный. Прижать тебя было не исключительно моей инициативой. А сейчас я могу помочь. Сделать так, чтобы ты уехал спокойно, ничего по дороге не растеряв.

– Да я понял. Я и спрашиваю поэтому, чего ты хочешь?

– Однажды – я не знаю, когда это случится и случится ли вообще, – мы встретимся, и ты подашь мне руку. Без зла. И выслушаешь меня. Я знаю, Феликс, что ты человек слова, настоящий бизнесмен только таким и должен быть, поэтому обещай мне, что все произойдет в точности, как я прошу.

Он немного подумал и ответил:

– А потом ты о чем-то попросишь?

Я пожал плечами и улыбнулся:

– Черт его знает…

– Я согласен.

И Феликсу было позволено уехать. Я обставил все так, чтобы его отъезд выглядел словно побег, организовал даже бутафорское преследование, которое «шло по пятам», но постоянно опаздывало буквально на доли секунды, когда Феликса уже и след простыл. Так, финансовая проверка закончилась лишь спустя полгода после того, как он уже перебрался на Остров, запрос Генпрокуратуры три раза терялся в недрах самой Генпрокуратуры, а следователь по особо важным делам, не успев начать изучение дела, был с почестями отправлен на пенсию. По уровню коррупции Россия все еще стоит на месте банановых стран вроде Зимбабве, и не пользоваться этим обстоятельством было бы глупостью, непростительной для практичного человека.

Само собой разумеется, что никто из тех людей, что возвышаются над плебсом – моих руководителей, – не позволил бы свершиться тому, что свершилось, не будь на то веских, с их точки зрения, причин. Вначале Феликс финансировал их шаги вверх по карьерной лестнице, но затем, когда семена дали всходы и в руках этих людей оказалась реальная власть, он перестал быть им нужен. Более того, он стал неудобной деталью в красивой, придуманной биографии, постоянно напоминая о полууголовном, а то и вовсе бандитском происхождении российского политического истеблишмента. Убрать Феликса попробовали однажды, организовав громоподобное в буквальном смысле слова покушение: взрыв в центре города, – но он выжил. Дело получило широкий резонанс, не говорил о нем только ленивый, поползли слухи, строились различные весьма точные предположения из серии «кому это выгодно», и было решено «отжать» Феликса «по-тихому». Исполнителем был назначен… Кто? Я, разумеется.

Феликс удалился в изгнание сильно обиженным. Еще в наших с ним разговорах он постоянно твердил, что по отношению к нему поступили крайне несправедливо, и в подтексте этих его стенаний чувствовалось желание мести. Мести не сиюминутной, но долгой. Такой, которой порой посвящают целую жизнь. Своими наблюдениями я не стал делиться, тогда как обязан был сделать это, но все на свете приводит к лучшему. Во всяком случае, если под лучшим подразумевать все, что со мной произошло с момента моего освобождения из секретной тюрьмы, расположенной на территории одной из военных частей Подмосковья. Ведь воспрепятствуй я тогда бегству Феликса, поведав о своих соображениях относительно его мстительности, сидеть бы мне и поныне. А так мне дали возможность исправить мое немногословие. Туман обманчив, никогда нельзя верить туману: он искажает суть вещей, делая близкое далеким и наоборот.

* * *