Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

Дальнейшая обработка материала сказаний происходила при их записи, и в процессе создания новых, когда подчеркивалось (а может быть и добавлялось) то, что отвечало замыслу и тенденции редактора и автора. Эти рассказы оказались настолько популярны, что вышли за пределы «низовой литературы». О Симоне Маге и говорящей собаке в III в. пишет поэт Коммодиан, в трактате же христианского писателя Арнобия в рассказ о борьбе Петра с Симоном Магом введена дополнительная фантастическая подробность: Симон поднимается вверх на огненной колеснице и по слову Петра вместе с ней низвергается с небес (Didascalia apostolorum, XXIV). Уже упоминалось, что Евсевий признал подлинным послание Иисуса, написанное в Иерусалиме — вопреки исторической достоверности и подробным рассказам канонических Евангелий о событиях, связанных с пребыванием Иисуса в этом городе. Интересно отметить, что Евсевий перевел это послание, как и письмо Авгара Иисусу, с сирийского, обнаружив их, как он сам пишет, в архивах. Несмотря на то что в апокрифе Учение Аддая Иисус дает устный ответ, что больше соответствовало традиции, было создано письмо и даже помещено в какой-то архив. Таким об разом, дополнения канона уже становятся не просто апокрифами, но постепенно начинают входить в «священное предание» — если не для церковных соборов, то для основной массы верующих. Более сложной оказалась для Евсевия, который все-таки назвал свое произведение «Историей», ситуация с императорами-покровителями христианства. В связи с рассказом о донесении Пилата Тиберию и реакцией императора на него историк Церкви, современник Константина, прославлявший последнего за признание христианства, должен был объяснить, почему Тиберий сам не принял христианства и не распространил новую веру по империи. Евсевий доверял популярному преданию, но был достаточно знаком с традициями античной логики, чтобы не осознать подобного противоречия. И он выдвинул свою версию (Церковная история, II, 2): Тиберий сообщил Сенату о донесении Пилата и предложил признать нового Бога — Иисуса. Но Сенат отверг это предложение под тем предлогом, что он не занимался предварительным его рассмотрением, ибо по «издревле укоренившемуся закону никто не мог быть признанным у римлян богом иначе как по согласованию и декрету Сената». Невозможно представить себе, чтобы Сенат в правление Тиберия решился хоть в чем-нибудь противоречить императору, проводившему массовые преследования по закону «об оскорблении величия» и насаждавшему культ Августа. Впрочем, для историков-христиан это не имело значения, хотя не только сирийские, но и римские архивы в IV в. могли быть в их распоряжении, не говоря уж о произведениях языческих историков. Игнорирование реальных событий Евсевием тем более показательно, что данное им объяснение имело некоторое основание в древних римских традициях: еще во времена республики существовала особая коллегия децимвиров, надзиравшая за религиозными делами. Сенат мог запретить (также во времена республики) отправление каких-либо культов, но в период империи это делал император, хотя и безуспешно: почитатели Исиды и иудаисты существовали в Риме и после решения Тиберия о высылке их из Рима. Население столицы, не говоря уже обо всей империи, было настолько этнически пестрым, что уследить за множеством культов было практически невозможно. Введение новых культов было также делом императора, хотя и достаточно редким: так, Адриан приказал обожествить своего погибшего любимца Антиноя, но, по-видимому, широкого распространения этот культ не получил. Единственным общегосударственным культом был культ императора, который продолжал существовать и при Константине.