Изголодавшаяся Зои

Я вошел в оставшееся строение с единственной унцией надежды в моем измученном сердце, и она оправдалась. Ряд кроватей и ящиков для хранения вещей, которые, казалось, не тронуло пламя и натиск индейцев, предстал передо мной во всей красе! Настало время порыться в чужих вещах в надежде получить преимущество перед ночным приходом милой Зои. Я решил сначала начать с задней части комнаты, чтобы со временем продвигаться к двери. Меньше всего мне хотелось оказаться в комнате, заставленной кроватями, когда придет время. "Киска" старой Зои, похоже, неравнодушна ко мне, и встреча в комнате, полной коек, дала бы ей слишком много возможностей. С другой стороны, ее "киска" получила взрыв всей жизни накануне вечером, и она могла быть еще не готова к каким-либо играм. Да, сэр! После того, что я сделал с ней этой шашкой Нобеля, в эту щель, наверное, можно загнать целую упряжку лошадей. Я был уверен, что она пролезет в нее, как в сапоги до колена. У вас даже будет достаточно места, чтобы пошевелить пальцами ног от удовольствия! Я проделал огромную дыру между ее задницей и грудью так, что она напоминала детское кукольное представление, когда она ходила! Бедная сучка. Следующий, в кого она влюбится, сможет надеть ее на кулак, как перчатку, и работать с ней, как цирковой чревовещатель.

На самом дальнем шкафчике в двухъярусном домике было выведено имя "Либерман". Покопавшись в его самых ценных вещах, я нашел книгу с кучей непонятных мне смешных надписей, спрятанную под поношенной парой ботинок моего размера. Я немного полистал ее, пока зашнуровывал спасителей моих ног, но так и не смог понять ни одного символа. Я слышал истории о людях, помимо индейцев, которые верили иначе, чем христиане в этой стране, но никогда не встречал ни одного человека лицом к лицу... или хотя бы одного, который признался бы, что верит по-другому. Может, так оно и было. Может быть, он боялся быть честным и чувствовал, что должен скрывать все это под этой парой вонючих сапог. Если бы я не нуждался в защите ног, то ни за что не стал бы переставлять эти жалкие вещи, чтобы обнаружить его книгу. Я вспоминал рассказы других ирландских иммигрантов в Бостоне о ведьмах, которые танцевали голыми при свете луны, поклоняясь богине, которая существовала дольше, чем Бог, Иисус и все остальные, упомянутые в Библии. Большинство из них были сожжены заживо, когда об этом узнали, так что, возможно, этот парень чувствовал то же самое.

Забавно, что кто-то или что-то, призванное благословлять жизнь, всегда ассоциирует себя с таким количеством смерти и разрушений. Иногда меня это беспокоило. Серьезно, когда я рос на улицах, я постоянно засыпал по ночам и думал об этом. Многие верили в эту древнюю книгу, над которой мы молимся, но те же самые люди отказывались мыслить нестандартно, опасаясь того, что они могут обнаружить. Мне, например, нужна была любая помощь, которую я мог бы получить в этой жизни, и я не хотел, чтобы Бог узнал, что я заглядываю ему через плечо. Думаю, я ничем не отличался от этого парня Либермана. Я прятал свою собственную версию доброй книги за вонючими сапогами своей души, чтобы не думать о том, что думают другие. За прошедшую неделю я понял, что это не так. Я не помню в христианской Библии ничего о презренных суках, возвращающихся к жизни, и о перевертышах навахо. Может быть, обществу пора написать новую главу в этой книге, чтобы в "здесь и сейчас" люди узнали, как жить и относиться друг к другу. Независимо от того, верили ли вы в то, что ваши соседи думают открыто, танцевали ли голыми в лесу или читали книги, состоящие из необычных букв, никто не заслуживает того, чтобы жить в ужасе или быть сожженным заживо. Я накрыл книгу несколькими его рубашками - на случай, если он все еще жив где-то там, в аризонской глуши. Я не хотел, чтобы ее нашел не тот человек. Это было самое меньшее, что я мог сделать ради ботинок.

Вторым в центре комнаты стоял шкафчик для обуви с надписью "Рэйвенвуд". Он был до отказа набит религиозной чепухой, которую я обсуждал у предыдущего сундука, и я громко захихикал при мысли о том, что эти два парня спят в непосредственной близости друг от друга. Мне стало интересно, знают ли они вообще об этом. Нет, сэр, этот парень Рэйвенвуд, очевидно, был священником форта или просто любителем более святых вещей в жизни. Не будучи слишком разборчивым и не пытаясь играть в любимчиков в комнате, полной выбора, я вознес хвалу всем богам, когда, сдвинув порванную пару штанов, обнаружил запечатанный контейнер с консервированным вяленым мясом. Я вгрызся в него, как койот в павшего оленя, и слегка кивнул Богу, с которым вырос, за то, что он заботится обо мне.