Изгони меня, или Дачная готика

С этого запаха все когда-то и началось. Де Торквемада даже не мог вспомнить день, когда он его заметил. По всей видимости, сначала он был чуть ощутимым, потом все более и более явным. Де Торквемада гонял слуг, заставляя перевернуть вверх ногами ведь дом в поисках его источника, но он чувствовал этот запах не только в своем доме: на улице, в церкви, даже во дворце – навязчивая кислая гниль сопровождала его везде. В какой-то момент он смирился и решил, что это старость, ум начинает ему изменять, выкидывая фокусы. К тому времени он и правда был стар – ему было почти семьдесят пять. Он уже достаточно сделал для своей страны: костры пылали, королевская казна пополнилась имуществом приговоренных, Кастилия и Арагон почти что стали едины. Не он был первым, кто проливал реки крови ради великой идеи, не он был последним. Так почему же именно он стал демоном? За запахом гнили пришли видения. Мертвые обгоревшие люди. Иногда это были просто обугленные куски мяса, в которых и человека-то узнать практически невозможно. Но почему они к нему приходили? Ведь он все делал правильно! В конце концов, он решил, что это его последнее испытание – сам Сатана его искушает, чтобы он начал сомневаться в праведности своих намерений. Де Торквемада отошел от дел, спрятался в монастыре и молился денно и нощно о спасении своей души. К тому времени свет уже резал глаза, покойники являлись на каждом шагу, а запах гнили стал невыносимым. Именно тогда явился Гермес и сказал, что де Торквемада – демон. Де Торквемада не поверил, но потом, когда Гермес ушел, когда свечи погасли, когда мертвецы заскреблись под дверью, Томас наконец-то признался себе в самом главном, в том, что скрывал сам от себя много-много лет. Он убивал во имя единой Испании, во имя Бога, во имя своей Королевы. Но ему нравилось убивать. Как только эта мысль оформилась в его голове, все встало на свои места. Ему нравилась человеческая смерть, он любил ее, он просто обожал убивать людей.

Почти полтысячелетия спустя Великий Инквизитор Томас де Торквемада стоял в дверном проеме где-то в недостроенной Ховринской больнице и смотрел, как пять дураков в черном воют и ходят кругами вокруг намалеванной на полу пентаграммы, в середине которой лежала выпотрошенная коза. Как ни странно, козу де Торквемаде было жалко. Судя по обилию крови, ее привели сюда живой и убили очень неумелым и болезненным способом.

– Uno, dos, tres, cuatro… – начал считать де Торквемада, – cinco.[42]

Палец остановился на пятом мужчине в черном. В принципе, внешне все они особенно друга от друга не отличались – копии того мальчишки, которому де Торквемада перерезал горло, но именно в пятом сидел демон.

Великий Инквизитор хлопнул в ладоши. Хоровод остановился. Все посмотрели на него.

– Salve, daemonium[43], – де Торквемада перешел на латынь.

Четверо заерзали, а пятый – тот самый демон – уставился на Инквизитора немигающим взглядом. Вонь стала просто нестерпимой, теперь к гнили прибавился еще и запах серы – явный признак того, что демон раздражен. Де Торквемаде это понравилось. Иначе было бы слишком просто. Да и как бы еще могло быть? Самый низший по рангу демон, слабый, вынужденный собирать последователей в таких местах, как это, убивать животных, рисовать бесполезные картинки на полу… Не иначе, как какой-то пьяный дурак случайно его вызвал и заключил с ним идиотскую сделку. Гермес был прав – это и запоминать не стоило.

– Сum te cheama[44]? – спросил де Торквемада.

Демон молчал, он уже понял – де Торквемада тоже демон, только куда более могущественный, чем он сам. Но демон все равно молчал. Де Торквемада скрестил руки на груди, и все четыре спутника демона одновременно вспыхнули. Нет, не каким-нибудь там светом, а самым настоящим пламенем. Четверо людей горели заживо, кричали, бесновались, катались по полу, пытаясь сбить пламя. Воздух наполнил запах горелой плоти, который наконец-то заглушил запах гнили. Де Торквемада втянул воздух ноздрями, горящее мясо казалось ему сладким.

– Сum te cheama? – снова спросил он.

– Немастор… – прошептал демон.

– Немастор… – повторил де Торквемада. – Et destruam vos, Nemastor[45].