Изюмка

– «Вот, – удовлетворенно сказал Серый, снимал ее с крючка. – Почин есть. Это называется плотвица. Считай, из средних, – он кинул рыбину на траву, подальше от берега. – Посмотри себе, а там в мешок покладь, вон, у костра, белый…» – довольный почином, Серый не смотрел на Изюмку, не видел его застывшего лица, остекленевших глаз, которые на какое-то мгновение стали жутко похожи на глаза пойманной рыбины. Словно заведенный манекен, Изюмка подошел к лежащей на траве плотвице и, будто переломившись, склонился над ней. Рыбина с натугой раздувала жабры, порванная губа кровоточила, а ореховый выпученный глаз смотрел прямо Изюмке в лицо. – «Дя… дядь Се… – тихо начал Изюмка и тут, напрягшись в последнем усилии, плотвица изогнулась, ударила хвостом, забилась в траве. – „А-а-а!“ – закричал Изюмка, падая на траву рядом с плотвицей. – „Чего??? Где?! Чего?!!“ – ошарашенно откликнулся Серый, бросил удилище с недосаженной наживкой, метнулся к Изюмке, дико озираясь вокруг. – „Пустите ее, пустите! Пусть она!.. Пустите!“ – Серый не сразу понял, что изюмкины крики относятся к злополучной рыбине, а когда догадался, схватил плотвицу за хвост и что было силы швырнул ее в камыши. Раздался звучный всплеск. „Все, все, ушла, того, уже… все…“ – бестолково бормотал он, склонившись над Изюмкой. – „Правда? Ушла?“ – Изюмка сел и вытер кулаками глаза. – „Ну, того, слышал же, – отводя взгляд, подтвердил Серый. – Эвон как ты… чего ж так… рыба она ж и есть рыба…“ – „Не знаю, – признался Изюмка, словно прислушиваясь к чему-то в глубине себя. – Не знаю. Может, я подумал: а вдруг она заколдованная?“ – „Ну и чего?“ – не понял Серый. – „Тогда – нельзя!“ – „Да… – Серый тяжело вздохнул и провел ладонью по лбу. – Ну и чего же теперь делать-то будем?“ – „Я, наверное, гулять пойду, а вы, наверное, что хотите делайте,“ – подумав, предложил Изюмка. – „Ладно, – согласился Серый и вздохнул еще раз, – Только уж ты далеко-то не уходи.“

Поначалу Серый очень нервничал и часто, бросив все, срывался с места и начинал бестолково шарить по кустам, разыскивая Изюмку и стесняясь без всякого повода позвать его. Наткнувшись на мальчика (тот обычно неподвижно сидел на корточках, склонившись над каким-нибудь цветком или насекомым), Серый смущенно поднимал плечи к ушам, змеился неопределенной улыбкой, переминался с ноги на ногу и в ответ на вопросительный взгляд Изюмки бормотал: „Ты здесь, значит, того… А я того, думал… а ты, это, здесь… Ну я тогда, ладно…“ – Изюмка улыбался Серому и кивал головой, как будто понимал причину и смысл его многократных розысков. Иногда, слыша шум, он сам окликал Серого: „Дядь Серый, я здесь!“ – „Ага, ну сиди, сиди! – облегченно откликался Серый. – А я, того, по делу пошел… А ты здесь!“ – и Серый, мелко хихикая, возвращался к брошенным снастям.

Но Изюмка оказался на удивление спокойным и не приставучим компаньоном, и постепенно Серый успокоился, перестал бегать и с головой ушел в нехитрые, но многочисленные рыбацкие тонкости. Насаживая на крючок червяка, он что-то бормотал себе под нос, забрасывая удочку, приговаривал какие-то с детства известные ему заклинания. Не то, чтобы Серый верил в их действенность, но без них рыбалка была бы неполной, лишилась бы каких-то красок и ароматов.

К полудню котелок уже закипал на костре, полтора десятка окуньков, плотвичек и два поймавшихся на донки налима лежали выпотрошенные и переложенные желтоватой осокой, а Серый чистил вяловатую картошку и разъяснял Изюмке, сидевшему напротив: „Рыбу, ее варить, считай, не нужно. Настоящая уха – это когда вообще безо всего. Соль только и рыба. Ну, и хлеба кус… Но это так… а мы сперва картошку сварим, а потом уж рыбу… Как у нее глаза побелеют, так все – снимай котел… Понял механику?“ – „Ага,“ – улыбнулся Изюмка. Он сидел на принесенном Серым полешке, протянув ладони к костру, и смотрел, как появлялись и исчезали на раскаленных углях оранжевые огневые узоры.

– „Дядь Серый, а огонь – это чего такое?“ – спросил он. – „Гм… чего… – Серый почесал взъерошенный затылок, задумался. – Я так считаю, что это того… сила такая, которая во всем имеется, только не всегда наружу вылазит. Гореть-то, сам знаешь, чего хочешь может… Вон и про человека иной раз скажут: Сгорел, мол…“ – „Ага, сгорел на работе. Я по радио слышал!“ – подтвердил Изюмка и засмеялся. Серый тоже улыбнулся, по обычному криво: „Да, я тоже слыхал… Не видал только…“

После ужина Изюмка сомлел, заполз в одеяло и заснул, свернувшись почти незаметным калачиком. Только несколько белых вихров торчало из складок. Серый долго сидел у костра, смотрел на пламя и медленно распутывал „бороду“ на катушке. Потом ладил донки, но все как-то не мог заставить себя встать и пойти на берег… Потом сложил донки на пенопластовый лоток и пошел к камышам. Влез на камень и долго, бессознательно покачивая головой, глядел, как плавает в камышах кверху белым разбухшим брюхом утренняя плотвица.