Изюмка

– А, юннат, вот ты где! – обрадовался Андрей Викторович. – А я уж думал: где ты, Иваныч, своего-то юнната прячешь? Вот сейчас он вам все и покажет!.. Ты иди сюда, я тебя со своими потомками познакомлю…

Зажмурив глаза, Изюмка наощупь метнулся мимо и скрылся в рабочей комнате. Дети проводили его удивленными взглядами, а Андрей Викторович сокрушенно покачал головой: «Диковат он у тебя, Иваныч, диковат!» – «Такая уж жизнь у парнишки, чего сделаешь!» – виновато улыбнулся Серый.

Убедившись, что его не преследуют, Изюмка перевел дух и огляделся. На столе, за которым они с Серым пили чай, лежали пальто. Изюмка медленно подошел и потрогал голубой пушистый воротник. – «Песец, наверное,» – подумал он и вспомнил Варьку и лису, которую он принес ей на воротник. Потом уже решительнее взял со стола пальто мальчика и осмотрел его. Оно было темно-коричневое, отделанное черным курчавым мехом. Изюмка забыл как он называется, но помнил, что берут его от совсем маленьких барашков. Он положил пальто на место, еще раз потрогал пушистый песцовый воротник. Внутри, среди меха, было тепло пальцам. Представил, как этот воротник окутывает тоненькую шею девочки, дочери Андрея Викторовича. Потом попробовал представить себе Варьку, всю окутанную серебристо-голубоватым облаком. Поморщился, лицо его некрасиво перекосилось. Шагнул к шкафчику, который Серый выделил ему для его вещей, достал темную бутылочку, вытащил пробку. Секунду помедлил и, не глядя, вытряхнул все содержимое на лежащие на столе пальто. Потом схватил свою куртку и выскочил наружу.

Пробегая мимо навозного дворика, с трудом приподнял крышку бака и выкинул туда опустевший коричневый пузырек.

* * *

«Чего о пОльтами-то сделал?» – укоризненно опросил Серый. – «Ничего. С какими пОльтами?» – Изюмка фальшиво-удивленно приподнял белесые брови. – «Завидовать – бросовое дело, – сказал Серый. – И сам не живешь, и другим мешаешь.» – «А я и не завидую никому», – «Ну, не завидуешь, и ладно,» – Серый тяжело вздохнул к взялся за лопату. Изюмка захватил охапку сена и, внимательно глядя себе под ноги, пошел к якам.

Изюмка вошел в рабочую комнату конюшни, огляделся, увидел на столе разломанный хлеб-кирпич, взял корочку, сунул в рот. Огляделся еще раз и заметил, что в углу на стуле сидит Лева. Изюмка застеснялся и хотел было положить корочку на место, но потом подумал, что уже поздно, и стал быстро-быстро дожевывать. Лева не обращал на Изюмку никакого внимания и смотрел перед собой прекрасными пустыми глазами.

Изюмка не был лично знаком с Левой, но знал: Лева картавит, ходит на работу в глаженной рубашке и обедает один в рабочей комнате или в столовой. В столовой Лева ест своей ложкой, которую приносит с собой.

Наташа говорит, что Лева сноб и слишком много о себе понимает, а Серый – что каждый строит свою жизнь как хочет, а Лева, безусловно, человек умственный и если держит себя так, а не иначе, то, наверное, для чего-нибудь ему это нужно.

Сначала Изюмка обрадовался, что Лева не смотрит, как он ест корочку, но потом удивился и даже забеспокоился. Подошел поближе и заглянул Леве в глаза. Левин взгляд прошил Изюмку насквозь, как будто бы он был прозрачный или его вообще не было. – «Лева! – отважился Изюмка. – Вы чего? Вам чего, плохо?» – Лева медленно сфокусировался на Изюмке и покачал головой. – «Нет, мне хорошо, мальчик. Но жизнь пуста и бессмысленна… Ты понимаешь это?» – «Нет, не понимаю,» – сказал Изюмка. – «Понимаешь, мальчик, вчера моя невеста отказала мне.» – «Отказала что?» – не сразу понял Изюмка, а, поняв, сконфузился и сказал первое, что пришло в голову, конечно, еще большую глупость: «Если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло!»

У Варьки была тетрадка, которая называлась «песенник». Начиналась она предупреждением: «Кто мой песенник читает, чур, ошибки не считает!» – Внутри были песни, картинки, стихи и еще всякие «фразы». Например: «Раньше были рюмочки, а теперь – бокалы, раньше были мальчики, а теперь – нахалы.» «Фраза» про невесту тоже была оттуда.

«Наверное, я его обидел! И корочку съел. Неудобно как!» – подумал Изюмка. Но Лева печально улыбнулся и продолжал смотреть в никуда. Изюмка еще помолчал в знак уважения к чужому горю, а потом решил, что настало время поговорить о деле и заодно отвлечь Леву от грустных мыслей об отказе невесты.