Изменницы

– По сведениям из надежного источника, королева поведала, что она, возможно, благосклонно отнесется к притязаниям королевы Шотландии. Можно сказать, что она вот-вот назовет ее своей преемницей. В таком случае о вашей сестре все скоро забудут.

– Откуда вам известны такие подробности?

– Знать подробности – моя обязанность. От этого зависит охрана дворца. Я внимательно слушаю и наблюдаю; а поскольку я человек маленький, меня, как правило, не замечают. И пусть у меня высокий рост, я умею не бросаться в глаза.

Я вдруг поняла, что у нас с Кизом есть кое-что общее – мы оба умеем превращаться в невидимок.

– И все же я не понимаю, чем это может помочь Кэтрин.

– Поскольку у королевы нет детей, ей придется рано или поздно назначить преемника или преемницу; если она выберет Марию, королеву Шотландии, ее поддержат почти все члены Тайного совета, которым надоела неизвестность. После того как преемница станет известна, отпадет необходимость в заговорах с целью посадить на престол леди Катерину. Вам известно, что в последнее время ваша сестра превратилась в надежду реформаторов?

– Надежду реформаторов?! – повторила я как попугай. Я так долго была поглощена мыслями о беременности Кэтрин, о ее тайном браке, о ее рассудке, так долго боялась гнева королевы и представляла себе все последствия поступка сестры, что забыла о заговорах, интригах и тех, кто хочет воспользоваться Кэтрин в своих целях. – Что вам об этом известно?

Киз еще понизил голос:

– Я знаю, королева подозревает, что за тайной свадьбой вашей сестры стоит Сесил, что он, словно кукловод, дергал за ниточки. Все знают, что Сесил пойдет на все, лишь бы не допустить на трон королеву Шотландии. Вот почему леди Катерину сейчас так подробно допрашивают.

До тех пор мне и в голову не приходило, что Кэтрин могут допрашивать, ведь она и так сразу во всем призналась. После слов Киза я поняла, в чем дело, и мне стало еще тяжелее. Невыносимо представлять, что сестру, которая вот-вот должна родить, допрашивают тюремщики. Я смотрела в окно на Темзу, и во мне пробуждались дремавшие ранее подозрения; я старались вспомнить, сопоставить факты, но помнила лишь, как Кэтрин босиком бежала по мокрой траве в аббатстве Шин, чтобы встретить Гертфорда и Юнону, как Гертфорд подхватил ее на руки – они тогда стали для меня олицетворением любви.

– Они женились по любви, – сказала я.

– Миледи, не так важно то, как все было на самом деле. Важнее то, как все выглядит.

– Да, конечно! – Уж кому-кому, а мне следовало знать, что на людей больше влияет внешность, чем душевные качества. – И все же я не понимаю… Что, по-вашему, способна сделать я?

– Леди Катерину посадили в тюрьму, потому что она имеет законное право претендовать на престол, и королева прекрасно сознает: если ваша сестра родит сына, ее собственное положение окажется под угрозой.

Я понятия не имела, зачем он говорит мне то, что я и без него отлично знаю.

– Вероятно, – продолжал Киз, – вы найдете возможность завязать беседу с королевой о первородстве. Мне кажется, она испытывает большое почтение к данному праву. – Он положил ладонь на подоконник; моя рука рядом с его выглядела крошечной, словно кукольной. – Возможно, король Генрих и не указал Марию Стюарт наследницей в своем завещании, но все же она принадлежит к старшей ветви вашей семьи.

– Знаю, знаю. – Я невольно вспомнила огромное родословное древо в Брадгейте с многочисленными золотистыми ветвями и миниатюрами женщин, которые свисали с них, как зрелые плоды. – Но Мария Стюарт родилась не в Англии; кроме того, она католичка. Королева ни за что не поверит, что именно я поддерживаю католичку.

– Ни то и ни другое, миледи. – Киз молитвенно складывает руки. – Вам вовсе не нужно выступать в защиту католицизма. Вы покажете себя поборницей традиции, божественного права, в которое входит право первородства.

– С какой целью?

– Тем самым вы продемонстрируете отсутствие тщеславия в вас, что пойдет лишь на пользу вашей сестре… и вам самой.

Я начинала понимать, куда он клонит.

– Вряд ли у меня появится такая возможность; королева даже не смотрит на меня, так что заговорить с ней мне не удастся.

Вся затея казалась мне безнадежной – совершенно безнадежной.

– Не торопитесь, миледи, и, возможно, такая возможность представится.

– Может быть. – Я пожала плечами. – Киз, зачем вы мне все это говорите?

– Не хочу, чтобы вам было плохо, – ответил он. Но я чувствовала, что он чего-то недоговаривает, что за его словами стоит что-то еще. Тем более что он неуклюже продолжал: – Вы… ваша семья не… вы не заслуживаете… – Он никак не мог выговорить нужные слова и в конце концов пробормотал: – Новых трагедий.

– Трагедий, – повторила я, выходя. – Мы, семья Грей, привыкли к трагедиям. – Я не хотела, чтобы мои слова звучали так горько… не хочу, чтобы Киз считал меня ожесточенной.

Лондонский Тауэр, сентябрь 1561 г.

Кэтрин