Изнанка счастья

– Потом в душ! Хотя бы чаю выпей! Идем, идем на кухню.

Она послушно поплелась за ним, села за кухонный стол, опустив голову. Сделала вдох и выдох, проговорила тихо:

– Мне надо тебе рассказать, Лень. Вернее, я должна тебе рассказать…

– Может, сначала чаю попьешь, потом расскажешь?

– Нет! Я сейчас должна рассказать! Должна, понимаешь? Иначе… Иначе я просто умру…

Марсель сделала попытку сглотнуть слезный комок, перекрывший горло, отчаянно взглянула не Леню, и он испуганно двинулся к ней от плиты, чуть не расплескав чай из чашки:

– Да что с тобой, Марсельеза… Не пугай меня… Я никогда тебя такой не видел… Говори, что у тебя случилось?

– Да, случилось. Я просто не знаю, как тебе сказать… Но я скажу, Лень… Только ты не суетись, ладно? Ты сядь и слушай…

– Хорошо… Хорошо, я сяду. Говори.

Марсель снова набрала в грудь воздуху, закрыла глаза, чтобы вместе с выдохом сделать ужасное признание, но не успела – в напряженную тишину квартиры врезался звук дверного звонка, в обычное время звучащий веселым птичьим клекотом, а в эту минуту – раздражающей звуковой абракадаброй.

– Кто это? – вздрогнула Марсель. – Юрка?

– Нет… Юрка за городом, у Лены на даче…

– Тогда кто? Ты ждешь кого-нибудь, да?

– Никого я не жду… И ты успокойся, вон, опять побледнела!

– Кто это пришел, Леня?

– Да откуда я знаю? Сейчас пойду дверь открою…

Пока Леня шел к двери, она уже поняла, кто за ней стоит. И даже раньше поняла, как только ворвался в комнату птичий клекот. И выдохнула с некоторым облегчением даже – путь все идет так, как идет. Не успела сама все рассказать, и ладно. Может, так даже и лучше – не чувствовать себя проказливой сучкой. Проказливой, но трусливой.

А в кухню уже летел из прихожей голос Наринэ Арсеновны, возмущенный и в то же время сдержанно вежливый:

– Здравствуйте, Леонид Максимович… Вы меня помните, надеюсь? Я мама Джаника. Не удивляйтесь моему неожиданному визиту, пожалуйста. Надеюсь, ваша жена уже приехала?

– Да, Марсель дома… А в чем дело, не понимаю? С Джаником что-то случилось?

– Да, вы правильно сказали, с моим сыном случилось ужасное несчастье! Ваша жена не рассказала, что с ним случилось?

– При чем тут моя жена?.. Она что, в курсе?

– В курсе, уважаемый Леонид Максимович! Еще как в курсе! Конечно, мне тяжело говорить эти слова такому уважаемому человеку, но извините, по-другому никак нельзя. Мне очень, очень жаль вас, Леонид Максимович. Искренне жаль. Я должна вам раскрыть правду про вашу жену, Леонид Максимович. Если хотите, это мой долг… И материнский, и человеческий…

– Да в чем дело, в конце концов? – сердито перебил ее Леня. – Может, вы перестанете говорить загадками, Наринэ Арсеновна? Что вам плохого сделала моя жена?

– Что плохого, говорите? Ваша жена совратила моего сына, вот что! И я решила, что вы должны об этом знать! Вы ведь понимаете, наверное, что я этого так не оставлю?

– Но послушайте… Это просто чушь какая-то… – нервно хохотнул Леня. – Это же просто язык не поворачивается повторить… Марсель? Совратила вашего Джаника? Да вы отдаете себе отчет… Боже мой, чушь какая! С чего вы вдруг решили?!. Чтобы иметь смелость бросать такие обвинения, надо прежде всего…

– Надо прежде всего располагать фактами, вы это хотите сказать? Но фактов, дорогой мой Леонид Максимович, предостаточно! Их так много, что они в моей бедной голове не укладываются! И мне, как порядочной женщине, как матери, ужасно стыдно говорить об этом… Но что делать, приходится говорить…

– Давайте к делу, Наринэ Арсеновна, – снова перебил ее Леня, и Марсель услышала из кухни, каким стал сухим и напряженным его голос. И натянутым, как струна. Господи, что, что она с ним наделала? За что Лене все это, за что?

– Хорошо, давайте по делу, – продолжила Наринэ Арсеновна, тяжко вздохнув. – Видит бог, как мне трудно, видит бог… Но я должна вам сказать, что ваша жена, она… Она потащила моего сына с собой в чужой город, и там, в гостинице… Чтобы никто не мешал… Я видела все своими глазами… Вы понимаете, надеюсь, о чем я говорю?

– Нет, – жестко произнес Леня. – Я не понимаю и понимать не хочу. И обсуждать с вами действия моей жены не буду. Извините, Наринэ Арсеновна.

– Что ж, это тоже позиция. Я понимаю, как вам сейчас трудно. Не дай бог ни одному мужчине оказаться на вашем месте, Леонид Максимович. Скажите, а ваша жена дома? Или мне позже прийти, чтобы застать ее?

Марсель поднялась со стула и медленно пошла в прихожую, не чувствуя под собой ног. Перед глазами все крутилось и вертелось, в голове было пусто и звонко, и собственный голос показался звонким, даже легкомысленно вызывающим:

– Я дома, Наринэ Арсеновна! Здравствуйте! Вы хотели меня видеть?

Женщина замолчала, обескураженная ее появлением. Наверное, еще более она была обескуражена ее нервически звонким вызовом в голосе:

– Что вы на пороге стоите, Наринэ Арсеновна? Проходите в гостиную, пожалуйста. Обувь можете не снимать…

Это «обувь» прозвучало совсем уж не к месту. Наринэ Арсеновна озадаченно опустила голову вниз, глянула на свои туфли, из которых выпирали рыхлые, как поднявшееся тесто, отекшие ступни, произнесла озадаченно: