– Да что ты, Юрка. Конечно, я ее понимаю. Какое там – сердись.
– Да, мам. Тем более у них менталитет такой, надо это учитывать. Ей не объяснишь, что любовью оскорбить нельзя, какая бы она ни была.
– Да какая любовь, Юрка! Да я не…
– Я не о тебе конкретно, мам. Я о том, что любовь, она и в Африке любовь.
– Юрк, не надо, пожалуйста… Пожалей, а? Не добивай ты меня…
– Да все будет нормально, мам. И папа тебя поймет и простит, вот увидишь. Он же умный мужик… И я умный. Я уже все понял и простил. Давай пей чай… И бутерброд съешь наконец, чего ты его со всех концов разглядываешь? Ой, а может, валерьянки? Погоди, сейчас накапаю…
Он подскочил со стула, щедро плеснул в стакан валерьянки, чуть разбавил водой, протянул ей пахучую мутную жидкость:
– Пей…
Она послушно опрокинула в себя лекарство, содрогнулась от избытка концентрации эфирных масел и спирта, но вслух произнесла благодарно:
– Спасибо, Юрка. Какой ты добрый. Ох, и повезет твоей будущей жене.
– Не знаю, не знаю… – глубокомысленно произнес Юрка. – Ленка, например, говорит, что мужчина в принципе не должен быть добрым, это ему мешает. Мужчина должен быть рассудительным и деловым, а доброта – это так, в порядке факультатива…
– Да много она понимает, Ленка твоя! Хотя ей виднее… Ой, как мне голову понесло… Можно я пойду лягу?
– Иди, конечно! Ложись и спи, не думай ни о чем плохом. Просто спи, и все…
На ватных ногах она поплелась в спальню, упала на кровать и сразу заснула. Спасибо Юркиной щедрой руке, после такой порции валерьянки, как после выстрела в голову, хоть кто отключится. И просить не надо, чтобы ни о чем плохом перед сном не думать.
Проснулась уже утром – солнечный луч нежно пригревал щеку, за окном пели птицы. Чтобы освободить затекшую руку, перевернулась на другой бок, приоткрыла глаза… И увидела, что Леня сидит рядом с кроватью, смотрит на нее в упор.
– Доброе утро, Марсельеза. Как спалось? Хорошо?
Она села на постели, суетливо убрала волосы за уши, прошептала хрипло:
– Юрка меня вчера заставил валерьянки выпить… Лошадиную порцию… Я сейчас встану, Лень. Я уйду, если ты хочешь. Я понимаю…
– Да ладно, уйдет она. Ишь, какая шустрая нашлась. Куда пойдешь-то? В свою пустую квартиру?
– Какая разница? Просто уйду… К себе, к подруге… Не знаю пока.
– Вот и я не знаю, Марсельеза. И оттого полным идиотом себя чувствую. Нет, не в том смысле, будто я оскорблен и обижен как мужик… Нет. Просто я растерялся, что ли… Помнишь, мы с тобой договаривались, что ты будешь свободна? Что в любое время можешь уйти к тому, кого полюбишь, а я тебя держать не стану?
– Лень…
– Нет, ты скажи! Помнишь?
– Да, помню. Но…
– Вот потому я и в растерянности, Марсельеза. Вроде как и слово нужно сдержать, и отпустить тебя с любовью и благодарностью за прожитые счастливые годы, но… К кому отпустить-то, не понимаю? К пацану этому? У которого молоко на губах не обсохло? Согласись, это не смешно даже… Вот я и решил – не отпускаю я тебя. Не пришел еще день и час. Не время. Ты как, согласна со мной, нет?
– Да… Да, конечно, Лень…
– Вот и славно. Между прочим, я отпуск оформил и даже отпускные успел получить. Главный врач, конечно, на дыбы встал, не хотел отпускать… Предупреждать, говорит, надо… И я его понимаю, конечно. Но я очень просил… Так что мы с тобой завтра утром едем на юг, Марсельеза. Одного дня тебе хватит, чтобы собраться?
– Как – одного дня? – пролепетала она растерянно. – Ведь надо билеты…
– Не надо билетов, Марсельеза. Мы с нашей старшей медсестрой, ее мужем и дочкой едем, на их машине. Боюсь, моя старуха «Нива» такого путешествия не выдержит, помрет по дороге. Можно было бы Юрку взять, но в машине всего пять мест, сама понимаешь. Да и не поедет он с нами… У него здесь свои интересы, свои мероприятия, я думаю.
– А как же он… Один останется?
– А ты в последнее время наблюдала его в одиночестве?
– Нет… Нет, конечно. Но Лена… Они же еще…
– Не совсем взрослые, хочешь сказать?
– Ну да…
– Это мы с тобой думаем, что не совсем взрослые, а они давно так не считают. В конце концов, попросим Зиновьевых за ними присмотреть. Ирка девушка ответственная, пять раз на дню будет Юрке звонить, я думаю. Так что все, решили и постановили, едем к морю! Собирайся, Марсельеза. Труба зовет! Две недели ни о чем не думаем, купаемся, загораем, пьем молодое вино, едим шашлыки! Вставай, иди кофе вари, а я пойду Юрку разбужу, обрадую…
Это были прекрасные две недели. Солнечные, обдуваемые морским ветром и обласканные волной, сытые и пьяные, и бездумно счастливые… Да, именно так, – счастливые. Наверное, простивший и прощенный бывают одинаково счастливы, и общее двойное счастье поет свою веселую песню.
Когда возвратились домой, Юрка сообщил им как бы между прочим, что Джаник уехал в Ереван. Что у него заболела бабушка и что Наринэ Арсеновна должна быть при ней. И что учиться Джаник тоже будет в Ереване… Таков долг сына и внука, и ничего с этим не поделаешь. Менталитет…
Леня выслушал сына и, не глядя на Марсель, кивнул головой. Потом пробурчал про себя:
– Вот и хорошо, Юрка. Пусть так и будет. И забыли, и ладно.
Часть IV