Изнанка счастья

– Нет, зачем же в гостиную… Я и без того все сказала, я никуда не пойду…

Потом, будто опомнившись, выставила в сторону Марсель пухлый палец и продолжила в том же обвинительном тоне:

– А вам должно быть стыдно, Марсель! У вас такой муж… Уважаемый человек… А вы себе что позволяете? Да я бы на вашем месте сквозь землю от стыда провалилась… Господи, да что я такое говорю! Я бы никогда не смогла оказаться на вашем месте! Потому что это в принципе невозможно! Потому что я уважаю своего мужа, потому что это… Это преступление, в конце концов! А мой мальчик – жертва преступления! И ваш муж, уважаемый человек, должен знать правду о своей жене-преступнице! И вы не имеете права называться женой такого уважаемого человека! Он должен, должен знать правду, чтобы иметь веские основания для развода!

Запыхавшись, она остановилась, чтобы перевести дух. Тяжело хватала ртом воздух, по-прежнему уничтожая Марсель взглядом, полным презрения и ненависти. Наверное, если бы в этот момент у женщины в руках был пистолет, Марсель пала бы жертвой своего страшного греха, и Наринэ Арсеновну потом бы оправдали тем обстоятельством, что убийство совершено в состоянии аффекта…

Но пистолета не было. Хотя голос Наринэ Арсеновны снова зазвучал короткими выстрелами:

– Такой позор, боже мой, такой позор! С таким позором ни одна женщина не имеет права переступить порог своего дома! Да что там дома! Она не имеет права ни минуты находиться в своей семье, она должна быть изгнана… Да, я это так понимаю, я так воспитана. Если бы в нашем роду случилось что-то подобное… И за что такое бесчестье мужу этой женщины, порядочному человеку? Примите мои глубочайшие сочувствия и соболезнования, Леонид Максимович…

– Спасибо, не нужно мне соболезнований! – быстро ответил Леня. Так быстро, что женщина осеклась на полуслове, глянула на него удивленно. А Леня тем временем продолжил так же быстро и напористо: – Надеюсь, вы все сказали, да? Будем считать, я вас услышал. И на этом прошу вас прекратить свою пламенную обвинительную речь, я сам определюсь в том, что далее следует делать.

– Но вы поймите меня, Леонид Максимович! Я хотела как лучше! – приложив пухлые ладони к груди, виновато заговорила Наринэ Арсеновна. – Да если бы мой муж обо мне такое узнал… О боже, что я такое говорю! – переместила она свои пухлые ладони с груди на голову, – Нет, конечно же! Он ничего такого не узнает, потому что я никогда не позволю себе даже в мыслях… Не уроню его честь…

– Я рад за вашего мужа, Наринэ Арсеновна. И за вас тоже рад. Но повторяю – в наших отношениях с женой мы сами как-нибудь разберемся, – будто с трудом сдерживаясь, проговорил Леня.

– А как же мой сын? Он почему должен страдать?

– В таком случае я приношу извинения и вашему страдающему сыну тоже. Вас такой ответ удовлетворит?

– Это вы что… Вы издеваетесь надо мной сейчас, Леонид Максимович?

– Отнюдь, Наринэ Арсеновна.

– Но я же слышу насмешку в вашем голосе! Да, Джанику через месяц уже восемнадцать, и он вполне созревший мужчина, но я же сейчас не о том говорю, я же моральную сторону поведения вашей жены пытаюсь вам растолковать…

– Спасибо. Будем считать, что растолковали. На этом все, надеюсь?

Наринэ Арсеновна вздохнула и замолчала, грустно переводя глаза с лица Лени на лицо Марсель и обратно. Потом пожала полными плечами, проговорила тихо, глядя Лене в глаза:

– Какой вы добрый человек, Леонид Максимович… А зря, зря. Не должен мужчина быть таким добрым с женой. Некоторые вещи мужчина не должен прощать, как бы ему этого ни хотелось. Просто не должен, и все. По законам семейной чести. Как же вы будете после такого жить дальше?

– Да как-нибудь, уважаемая Наринэ Арсеновна. Сами разберемся и с честью, и с семейными законами. А вы, пожалуйста, не переживайте так сильно. Вон, уже и лицо красными пятнами пошло, давление подскочило, наверное. Надо беречь себя, Наринэ Арсеновна.

– Да, у меня такая жуткая головная боль началась… И красные круги перед глазами…

– Ну, вот видите! Может, вам такси вызвать? А дома лекарство примете…

Женщина снова взглянула ему в глаза, оскорбленно поджав губы. Потом тяжело развернулась, молча вышагнула за дверь, и она захлопнулась так громко, будто приняла на себя всю досаду обиженной гостьи.

Леня и Марсель стояли в прихожей, оглушенные этим дверным хлопком, как взрывной волной. Потом Марсель тихо ушла в гостиную, легла на диван лицом к стене, свернувшись в позе эмбриона. Леня автоматически двинулся за ней, но на полпути остановился, ушел на кухню, постоял там какое-то время в растерянности. Вернувшись в гостиную, пробормотал озабоченно:

– Я на дежурство пойду… Меня Петров очень просил его подменить, не опоздать бы…

Марсель промолчала, только, казалось, еще более съежилась. Она все прекрасно понимала – Леня явно на ходу придумал про Петрова и про дежурство. И ладно, и пусть. Конечно, ему пауза нужна, чтобы принять в себя подлую информацию. Или, наоборот, не принимать ее, а отторгнуть навсегда и навеки вместе с неверной женой. Наринэ Арсеновна в этом вопросе явно права – как после этого дальше-то жить?