Изобличитель. Кровь, золото, собака

К сожалению, в данном случае опыт Шерлока Холмса никак не мог ему пригодиться – по той простой причине, что у великого сыщика попросту не было опыта разоблачения медиумов-мошенников. Причина самая прозаическая: его создатель, сэр Артур Конан Дойль, был убежденным сторонником спиритизма и ни за что не стал бы его компрометировать посредством своего героя. Впрочем, кто только не был горячим сторонником спиритизма, эпидемией захлестнувшего весь мир… Люди во всех прочих отношениях вполне вменяемые, знаменитые, иногда с учеными званиями. В армии среди офицеров давно уже кружили слухи, что дань столоверчению отдают и некоторые генералы, причем отнюдь не недалекие военные бездарности (чаще всего молва поминала генерала Брусилова). Более того, люди, знакомые с великосветскими сплетнями Петербурга, клятвенно уверяли, что вызыванием духов увлекается некий великий князь и две великие княгини…

Он закурил трубочку, задумчиво уставился в окно. Было одно-единственное препятствие, которое следовало преодолеть. Лесневскому о нем он не сказал, чтобы не выносить сор из избы…

Все они действительно пребывают вне строя, так что имеют право на отлучку, но вот чертова ежедневная словесность… Вполне возможно, удалось бы отпроситься у командира полка под каким-нибудь убедительным предлогом, но беда еще и в том, что он уехал в штаб корпуса и неизвестно сколько там пробудет. А словесность ведет подполковник Лаш – и хуже этого ничего не придумаешь…

Дело даже не в том, что Лаш – педант, зануда и службист до мозга костей. Молодых офицеров Лаш с некоторых пор ненавидит прямо-таки патологически, как выразились бы доктора. Есть у него свои причины. Пять лет назад, еще до появления здесь Ахиллеса, поручик Гуранов, судя по рассказам, переходившим порой в легенды, забубенна головушка под стать Тимошину с Бергером, неожиданно получил наследство от тетушки, и немаленькое, куда там Ахиллесу. После чего вышел в отставку и отправился вести приятную жизнь богатого помещика в Новороссии. Когда он уехал, оказалось, что исчезла, забрав вещи, молодая красавица жена подполковника Лаша (о ней и Гуранове и до того поговаривали).

Подполковник оказался в самом что ни на есть идиотском положении. Конечно, он мог, согласно законам Российской империи, вернуть сбежавшую супругу с полицией, но в этом случае, он прекрасно понимал, стал бы посмешищем всего полка, и хорошо, если только полка, но есть еще корпус и дивизия… В конце концов Лаш после короткой взаимной переписки с супругой смирился с неизбежным и выдал жене вид на отдельное проживание, а примерно через годик последовал и развод. Наследство было немаленькое, и Гуранов, надо полагать, не пожалел денег для консисторских чиновников…

С тех пор подполковник потаенно и люто ненавидел молодых офицеров, особенно холостых – и при любой возможности старался осложнить им жизнь, как только мог. Хорошо еще, возможности у него были невеликие (всего-навсего командир второго батальона), но уж тем, кто служил под его началом, приходилось несладко. Да и наушничеством в отношении офицеров других батальонов не брезговал. По достоверным сведениям, именно он еще раньше, чем поступила бумага из полиции, довел до полкового командира верблюжью историю Тимошина с Бергером. Молодые офицеры, в свою очередь, его тихо презирали, но что они могли поделать?

Нет, Лаш его не отпустит, и пытаться нечего. Уехать, никого не уведомляя? Чревато серьезными неприятностями – уж Лаш-то в первую очередь постарается их организовать, расцветив плодами собственной фантазии, как он это уже проделал с «верблюжьей кавалерией». Но и не ехать нельзя – как-никак речь идет о дяде его будущей жены, а по сибирским меркам такое родство много значит…

Раздумывал он недолго. Взял для быстроты извозчика и поехал за советом к поручику Тимошину. При всей своей бесшабашности и любви к пьяным проказам Тимошин был надежным другом, на которого во многом можно положиться, да и тайны хранить умел.

Представшая взору Ахиллеса картина могла несказанно удивить в полку любого. Стол Тимошина был завален воинскими уставами – иные лежали открытые переплетом вверх, иные красовались многочисленными закладками. Где-то в сторонке, на краю стола, сиротливо помещалась одинокая бутылка кизлярки, отпитая всего-то на треть. Сам Тимошин, уперев локти на стол и ероша руками волосы, склонился над очередной воинской премудростью, от которой с превеликой радостью оторвался, когда Ахиллес вошел. И выслушал его с превеликим вниманием. Ахиллес был краток, но рассказывал, ничего не скрывая: что дядюшка Ванды, очень похоже, стал жертвой шайки медиумов-аферистов, что на него возлагают большие надежды встревоженные родственники, что ему следует срочно ехать в Красавино, но он представления не имеет, как обойти препятствие в лице Лаша…