Изобличитель. Кровь, золото, собака

Перевалив через холм, экипаж оказался в другом мире – неширокая дорога вела через густой живописный лес со взгорками и недлинными оврагами, отцветающими лужайками, упавшими лесными великанами, уже успевшими обрасти зеленым ажурным мхом, быстрыми ручейками, пением птиц. В одном месте дорогу, не особенно и торопясь, перебежала лиса, мелькнула языком рыжего пламени и исчезла в чащобе. Самые разные деревья здесь росли, но больше всего Ахиллес обрадовался соснам, совершенно таким, как в его родных местах. Сам Самбарск никак не мог похвастать обилием деревьев, а уж сосны там не было ни одной.

В таком лесу просто обязаны были обитать лешие и разбойники.

– Посмотри налево, – сказала Ванда, очаровательная в сером с алой искоркой дорожном платье. – Видишь вон ту поляну? Рассказывают, будто именно там Пугачев отсиживался с атаманами после неудачного штурма Самбарска. – Она вздохнула. – Народная фантазия, конечно… Обо многих местах такое рассказывают без всяких на то оснований. Хотя иногда основания есть… Лет десять назад не так уж далеко отсюда обвалился берег, и открылись две старинные пушки, набитые монетами, – в основном серебряными, но и золото имелось. Спрятать их там могли только пугачевцы – они бежали со всех ног, за ними уже гналась конница генерала Деколонга, вот и зарыли до лучших времен, да так никто и не вернулся… Это уже не народная фантазия. Жаль, у нас не будет времени заехать в гости к полковнику Фарятину. Он в отставке, увлекается стариной, небольшой музей у себя устроил. Там и обе эти пушки, и часть денег[87]…

– А разбойники здесь водятся? – спросил Ахиллес полушутя.

– Нет, – словно бы даже с некоторым сожалением ответила Ванда. – Давным-давно последних повывели. А жаль. Представляешь, какая была бы романтическая картина? Из чащобы вдруг выскакивают страшные разбойники, бородатые, в красных рубахах, со сверкающими топорами и длиннющими ножами. Но ты выхватываешь пистолет и героически меня спасаешь, обратив их всех в бегство… А впрочем, я бы тоже не растерялась… – сказала она с многозначительным видом.

– Ты о чем?

Распустив тесемки дорожного ридикюля (побольше того, что она носила в городе), Ванда запустила туда руку и с торжествующим видом показала ему ладонь. У Ахиллеса, как у крыловской вороны, в зобу дыханье сперло. На ее узкой изящной ладони лежал маленький вороненый пистолетик с идущей косо по рукоятке надписью «BAYARD».

– Господи, Ванда, он ведь настоящий?!

– Ну конечно, – сказала она безмятежно. – И быстро добавила: – Только говори по-французски, чтобы нас не поняли… Не стала бы я брать игрушечный. А вдруг разбойники?

Ахиллес осмотрел оружие. Оно выглядело игрушкой, но это был самый настоящий «Байярд», слава Богу, стоявший на предохранителе. Модель калибром в девять миллиметров – побольше, чем и у нагана, и у трехлинейной винтовки. На близком расстоянии – оружие самое что ни на есть убийственное…

Выщелкнув обойму, Ахиллес увидел, что она полна маленькими аккуратными патронами с тупыми головками. В стволе патрона не оказалось – спасибо и на том. Страшно думать, до каких пределов дошла у нас женская эмансипация…

Он вставил обойму, поставил пистолет на предохранитель и без колебаний опустил себе в карман.

– Ну, знаешь! – негодующе воскликнула Ванда.

– У меня будет целее, – безапелляционно сказал Ахиллес.

– Но мы ведь едем как два сыщика…

– Как один сыщик, – сказал он тем же тоном. – Еще не хватало, чтобы ты там бегала с пистолетом в руке… И вообще, что-то я не помню романов о женщинах-сыщиках…

– Еще появятся, я думаю, – сказала Ванда таким тоном, словно показала ему язык. – Женщины, я сама читала в петербургских газетах, уже начали править моторами и мотоциклетами. А во Франции одна баронесса уже летала на аэроплане. И не пассажиркой, а сама пилотировала. Отсюда один шаг до женщин-сыщиков… Между прочим, ты зря сделал столь испуганную и озабоченную физиономию. Я прекрасно умею с ним обращаться – как-никак была на охоте, даже двух куропаток подстрелила, правда из ружья. Умею и зарядить, и разрядить, и поставить на предохранитель, и снять, и ни за что не оставлю патрона в стволе. Правда. Я уже из него стреляла. Раз двадцать.

– Где ж ты его раздобыла?

Ванда очаровательно улыбнулась:

– Ну, ты же не считаешь, что до твоего появления я спала в хрустальном гробу, как та царевна из сказки? Были воздыхатели, конечно. Только не вздумай ревновать; уж тебе-то прекрасно известно, что я никогда не заходила слишком далеко, даже на один-единственный шажок… – Она опустила глаза, чуть покраснев.

Ему и в голову не пришло ревновать. Невероятно глупо было бы ревновать к прошлому девицу, доставшуюся тебе не просто невинной, а даже нецелованной.

– Ну вот… – сказала Ванда, подняв глаза. – Мои капризы все выполняли с величайшим рвением. Однажды я захотела такой вот револьвер, и один воздыхатель мне подарил и научил стрелять.

– И давно он у тебя?

– Больше чем полгода. Я и чистить научилась, и смазывать. Ты обратил внимание, какой он ухоженный?