Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Клянусь, господин подпоручик! – Она подняла руку, по-католически сложив для крестного знамения два пальца. Потом улыбнулась той самой улыбкой, после которой сердце Ахиллеса всегда ухало в сладкий ужас. – Знаешь, что мне пришло в голову? Дядюшкин дом способен предоставить возможности, каких нам не всегда предоставит Самбарск… Вы меня поняли, господин подпоручик? Я снова предприняла разбойный визит в спальню отца…

– К твоему сведению, он догадался о первом твоем визите, – сказал Ахиллес. И добавил не без грусти: – Ванда, милая, как бы я этого ни хотел всем сердцем и всей душой, ничего не получится. Твой отец – человек неглупый и предусмотрительный. Он взял с меня слово офицера и дворянина, что в имении я не допущу никаких вольностей…

Очаровательное личико Ванды заметно омрачилось:

– Жаль… Но слово офицера и дворянина нарушать нельзя… Я бы первая перестала тебя уважать… – И вдруг ее лицо просветлело. – Однако женская хитрость всегда превосходит мужскую… Повтори-ка слово в слово обещание, которое ты дал!

Ахиллес покосился на спину кучера и Артамошки – и, хотя прекрасно знал, что по-французски они ни бельмеса, понизил голос:

– «Во время пребывания нас в имении не повторится то, что уже произошло в вашем доме».

– И все? Ничего больше?

– Ничего.

– Ах, эти мужчины, полагающие себя самыми большими на свете хитрецами… – тихонько засмеялась Ванда. И добавила вкрадчиво: – Конечно, и слово дворянина, и слово офицера – святое слово… Но и в нем способны отыскаться лазейки. Как, например, в твоем… – Она обаятельно улыбнулась, вновь отправив сердце Ахиллеса в некую пропасть. – Ты не забыл, что мы с тобой начали целоваться до того, что произошло в доме? Вот тебе и лазейка. Ты ведь не давал слова не целовать меня? Так что некоторые вольности мы все же сможем себе позволить… – и быстро добавила шепотом: – Нет-нет, только не сейчас, кто-нибудь из них может обернуться…

И ведь накликала! Бородатый осанистый кучер обернулся – за пару мгновений до того, как Ахиллес успел выпустить руку Ванды из своей – и пробасил:

– Приехали, барин. Сейчас свернем направо, за те вон деревья – и вид на усадьбу откроется.

Ванда взглянула на свои часики, висевшие на груди на золотой цепочке:

– Как раз успеваем к вечернему чаю. У тебя будет возможность их наблюдать в самой что ни на есть естественной обстановке…

– К вечернему? – поднял брови Ахиллес, глянув на свой серебряный «Павел Буре», ничуть не пострадавший после кратковременного пребывания в медвежьем чреве.

Оставалось еще двадцать минут до пяти часов пополудни. Ванда улыбнулась:

– Ахилл, провинциальное имение – та же деревня. Вечереет не по часам, а по солнцу. Но ты, если проголодался, не беспокойся: ужин тоже будет. – Она фыркнула. – После спиритического сеанса.

– Вот кстати, – сказал он. – Уговор хорошо помнишь? Не показывай удивления, что бы я там ни нес.

– Ну конечно помню. Во-первых, у меня хорошая память, а во-вторых, я как-никак помощница сыщика… – Она засмеялась. – И не кого-нибудь, а самого самбарского Шерлока Холмса.

– Ванда, хоть ты это не повторяй, – сказал он чуть уныло. – И так из-за этого сомнительного титула столько неприятностей нажил, и они еще не кончились…

– Хорошо, не буду, – покладисто согласилась она и перешла с французского на русский: – Сидор, останови лошадей у начала спуска. – Повернулась к Ахиллесу: – Как тебе пейзаж?

– Великолепный, – ответил он искренне.

Действительно, вид открывался великолепный. Вниз, примерно на полверсты, тянулась наезженная колесами дорога меж двух высоких зеленых стен пышных кустов – в Сибири такие не росли, и в Чугуеве тоже, так что Ахиллес понятия не имел, как они называются. Справа, далеко отсюда, сливаясь с синей кромкой горизонта, протянулся живописный лес, и почти посередине его отблески лучей заходящего солнца играли на спокойной воде большого, круглого почти озера. И слева протянулся столь же живописный кудрявый лес, разве что с горизонтом он не смыкался – вдали виднелись сжатые поля.

Отлогая дорога упиралась в… нет, конечно, это был не лес, а самый натуральный господский парк, только довольно давно оставленный без надлежащего ухода. Посреди парка белел двухэтажный дом, не сказать чтобы особенно большой, с двумя полуколоннами по сторонам входа. Слева, совсем близко, текла неширокая серебристая речка. Все вокруг дышало покоем, уютом, красотой. Понятно теперь, почему имение назвали именно так – должно быть, и село расположено в столь же живописном месте.

– Трогай, – распорядилась Ванда, и коляска двинулась по отлогому спуску. Ахиллес обратил внимание на строеньице, как-то не гармонировавшее с домом и конюшнями: совсем маленький кирпичный домик с зеленой железной кровлей, стоявший у какого-то странного мостика, перегородившего речушку.

Ванда, должно быть, перехватила его взгляд: