Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Благодарю за совет, – поклонился Ахиллес. – Быть может, когда-нибудь им и воспользуюсь. Написал же свои «Записки» Иван Дмитриевич Путилин, «русским Шерлоком Холмсом» поименованный. Но пойдемте далее. Кто был, так сказать, мотором всего предприятия, кто его задумал и разработал? Сдается мне, вы, Ульяна Игнатьевна. Вы, Павел Силантьевич, уж не посетуйте, кажетесь мне для такого простоватым. Одно дело – хозяина втихомолку обкрадывать, и совсем другое – такое преступление продумать. С ошибками, конечно, ну да вы ж с ней такое впервые в жизни планировали, немудрено в чем-то и напортачить, как мужички наши выражаются… Да и не было у вас, Павел Силантьевич, особой нужды хозяина убивать. Крайне редко, очень редко проворовавшихся управляющих и приказчиков под суд отдают, разве что улики чересчур вопиющи. А в остальных случаях вышибают за ворота, и только. Ну так империя наша велика, и человек с капитальцем свободно может где-нибудь далеко от мест, где нагрешил, новую жизнь начать? Прав я, Митрофан Лукич?

Обратившийся в зрение и слух Пожаров кивнул, печально вздохнул:

– Истинно так, Ахиллес Петрович. Чаще всего так и бывает – да вы и сами знаете на недавнем примере. Не пойман – не вор, тут и расчеты не помогут. Можно совершенно точно знать, сколько именно у тебя украли, а улик-то нет…

– Вот именно, – сказал Ахиллес. – Думается мне, Павел Силантьевич, если бы все от вас зависело, вы бы иначе поступили. Даже зная, что он знает. Ухитрились бы подсыпать ему дурмана, забрали десять тысяч и канули в неизвестность. Надо полагать, немало уворованного в кубышку сложено? А вот у Ульяны Игнатьевны причины были не в пример более весомые. Ну, скучно было молодой женщине, красивой, темпераментной жить с пожилым человеком, почти стариком! Озабоченным исключительно торговыми делами. Ни на бал ее не вывезет, поскольку сам их не посещает, ни на другие развлечения. А купеческой жене одной, без мужа, по увеселениям разъезжать, пусть самым приличным, как-то и неприлично… Жили вы в смертной скуке, это ясно. Мы тут все люди взрослые, так что добавлю: и по ночам вы в смертной скуке пребывали – супруг ваш был почти старик, вполне мог оказаться неспособным уже радовать жену должным образом. Вот тут у вас и стал помаленьку план рождаться, а под рукой Павел Силантьевич в роли надежного исполнителя… Павел Силантьевич, простите за нескромный вопрос, но сыщикам, как и врачам, дозволено… Уж не уверила ли она вас в светлой и чистой к вам любви? Уж не дала ли тому, как бы это поделикатнее, реальных доказательств?

И по тому, как метнулся взгляд Сидельникова, понял: угодил в цель! Покачал головой:

– Павел Силантьевич, Павел Силантьевич… Шли у нее на поводу, нимало не задумываясь: а зачем вы ей после? Ведь полиция готова была вашу стряпню проглотить без перца и без соли. Вот разве что Яков Степанович кое-какие несообразности тоже усмотрел, но у него, в конце концов, чин невелик, трудно порою с таким чином в нашем Отечестве правду искать… Вовсе я не хочу хвастать, но проигрыш ваш случился, когда полиция готова была дом покинуть, вашими объяснениями вполне удовлетворившись, – да тут я появился… Вернемся к вам, господин Сидельников. Вот подумайте сами: увенчайся все успехом, что получилось бы? Молодая, красивая, умная женщина с образованием и немалыми капиталами, вольная, как птичка… И зачем вы ей тогда? Есть у грузин, мне в училище соученик, из Тифлиса родом, рассказывал, примечательная пословица: «Что стоит услуга, которая уже оказана?» Не протолкнуться было бы вокруг нее от кавалеров умнее, образованнее и интереснее вас, господ знатных, благородных, светских. Не было бы вам в ее новой жизни места. А потому, сдается мне, очень быстро вы б что-нибудь выпили уже не с сонною отравой, а отравой натуральной. Приехала она к вам, скажем, под вуалькой на квартиру для любовного свидания, бутылку настоящего заграничного вина привезла. И первым бы вас выпить поощрила. И улетучилась бы, как привидение.

– Да вы… Да я… Да вы… – Сидельников кипел от злости. – Ульяна Игнатьевна, это что ж такое?

– А это господин подпоручик то ли умом повредился, то ли в белую горячку впал, – ответила она, и Ахиллес подумал: пожалуй, ее спокойствие вызвано не одним бромом, но и железным характером, острым умом.

– А вы что же, доктор, так спокойно смотрите? – обернулся к врачу Сидельников. – Видите ведь, человек не в себе? Приличных людей грязью поливает? Выдумками безумными пачкает? Что же, не предпримете ничего?

Доктор потеребил бороденку:

– Я, собственно, не психиатр, а хирург, в каковом качестве полицией порой и привлекаюсь… Однако ж… Господин подпоручик, все, что вами было сказано, конечно, совершенно голословно… Государство наше, к моей, не скрою, радости, достигло того общего с цивилизованной Европой уровня, когда вину человека одними словесами не доказывают. Доказательства и улики нужны.