Изобличитель. Кровь, золото, собака

Ах, как Ахиллес был ему благодарен! Доктор в изрядной степени облегчил ему задачу: избавил от необходимости самому перекидывать словесный мостик от умозаключений к уликам. До чего же приятный человек, если присмотреться!

– Ну что же, – сказал он почти весело. – Давайте об уликах, начнем с того, что alibi ваше, Павел Силантьевич, предстает крайне сомнительным. Потому что дама ваша, оказалось, давно на заметке у полиции, поскольку с заднего крыльца краденое принимает – да не абы что, а вещички золотые и серебряные, меха да камушки. И хороводится не с мелкой шушерой, а жиганами серьезными, битыми. Потому до сих пор трудненько против нее твердых улик накопать. Сдается мне, такая вот дама за приличное вознаграждение alibi обеспечит кому угодно…

– Вот только Анюту оскорблять не смейте! – взревел Сидельников.

– Как пожелаете, – кротко согласился Ахиллес. – Я вас буду оскорблять… Все ж вы недалеки умом, любезный. Полено, коим окно выбивали, на место положили, не подумав от осколочков стекла очистить. Ну да дело ночью было, могли не заметить… Оно там и сейчас лежит в стекле мелком битом. И пятнышки на нем подозрительные, на засохшую кровь похожие. И не обожгли вы руку, а ночью ее порезали – тоже, надо полагать, с непривычки, впервые в жизни окна поленом выбивали, чай? (Он краем глаза подметил, что Ульяна слушает его с величайшим вниманием.) Вот здесь у нас, как вы только что слышали, присутствует дипломированный хирург. Не позволите ли ему повязку снять и рану вашу осмотреть? Вдруг там не ожог, а порезы от стекла? Ну а потом доктор вам вполне квалифицированно новую повязку наложит, у него с собой, я вижу, медицинский саквояж с принадлежностями. А?

– Не имеете права заставить! – рявкнул Сидельников. И тут же сбавил тон: – У меня пузырь от ожога лопнул, присох бинт, не дам я его отдирать, боли боюсь…

Так же краешком глаза Ахиллес подметил, что губы Ульяны шевельнулись так, словно она бросила: «Дурак!» И лишний раз убедился, кто из двоих был мотором дела.

– Ну что вы, успокойтесь! – поднял ладонь Ахиллес. – Не зверь же я, чтобы насильно повязку с раненого человека сдирать? Давайте и далее о дровах… В той же поленнице отыскались два полотняных мешочка с золотыми червонцами, по весу как раз фунтов около десяти, и бумажный сверток с ассигнациями. Я не считал, но, судя по толщине пачки, пять тысяч там сыщется. Поосторожничали нести домой, а? Вдруг да обыск? Кто ее знает, эту полицию, сегодня отцепилась, завтра прицепится… Скорее всего, Ульяна Игнатьевна деньги должна была, когда суматоха уляжется, домой перенести – ну кто бы ее дом обыскивать стал?

Ульяна насмешливо бросила:

– И конечно, там сверху записка приложена: «Сей клад укрыт мною, Павлом Силантьичем Сидельниковым, нынешней ночью?».

– Нет там никакой записки, тут вы кругом правы, – сказал Ахиллес. – Однако есть кое-что другое… Доктор, вы знаете, что такое дактилоскопия?

Доктор знакомым уже жестом задрал бороденку:

– Разумеется, милостивый государь! Как всякий интеллигентный человек, обязанный следить за последними достижениями науки…

– Вы, стало быть, знаете, – сказал Ахиллес. – А вот Павел Силантьевич не знает. И Ульяна Игнатьевна, сдается мне, тоже. Ничего удивительного: науку эту не преподают ни в гимназиях, ни в Женском институте. И в военных училищах, признаюсь, тоже. И знают о ней у нас только сыщики, интеллигентные люди, следящие за последними достижениями науки, да любители книг о сыщиках вроде меня… Объяснить вам кратенько? Соблаговолите взглянуть на подушечки пальцев ваших рук…

Это проделали тут же все, даже Дуня и Митрофан Лукич. Доктор смотрел на Ахиллеса с возрастающим любопытством.

– Узоры из линий, которые вы там видите, неповторимы и уникальны. Нет на свете двух человек, у которых они совпадали бы рисунком. Прав я, доктор?

– Совершенно верно, – подтвердил доктор уже не язвительно, а с некоторым одобрением. – Именно так и обстоит, по данным современной науки.

Ахиллес продолжал спокойно: