Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Да уж будьте уверены. – Митрофан Лукич понизил голос до шепота, хотя никто подслушать их не мог. – Годика два тянется. Его сиятельство – в расцвете лет, мужчина видный, и красоток вниманием не обходит, и они навстречу идут сплошь и рядом вовсе не в соображениях выгоды. Кому надо, те знают, да язык будут держать за зубами – как-никак его сиятельство, господин губернатор, царь и бог. Точно известно, что вскорости новую звезду получит, Владимирскую на сей раз. Крепкая у него рука в Петербурге, ходят слухи, что переведут его в будущем году в другую губернию, не в пример поболее и позначительнее нашей… Фролушке, конечно, никто не говорил – зачем зря хорошего человека расстраивать? Маялся бы, он же ее, гадюку, по-настоящему любил…

Какое-то время они молчали. Потом Ахиллес спросил – обращаясь не к соседу по лавочке, а скорее в никуда, в пространство:

– И что же теперь будет?

– А ничего не будет, – ответил Митрофан Лукич. – Одна буковка поменяется, и все. Было «Сабашников и К^о», станет «Сабашникова и К^о». Уж эта стерва, отдадим ей должное, дела вести сможет. Она и раньше не раз Фролушке дельные советы подавала. Да еще ежели толкового управляющего найдет. Слышал я, немец Шлиппе с Зеленовым поругался и уходить собрался. Вот помяните мое слово, приберет его к рукам Ульянка. Немец толковый, не вороват, как то у немцев заведено… И пойдет все по-прежнему. Я вас распрекрасно понимаю, Ахиллий Петрович. Будь я в ваших годах, я б тоже гневом пылал, а то и, как знать, и попытался бы… прости, Господи, такие мысли, да ведь дружили мы с малолетства… Да теперь уж жизнь пообтесала. И вас она пообтешет, никуда не денетесь. Или сомневаетесь?

– Боюсь, что нет… – вздохнул Ахиллес. – Хороший жизненный урок.

– Хорошо, если урок – впрок… Эх, Ахиллий Петрович… Мало ли каналий, которым, по высшей справедливости, тачечку бы на каторге катать, а они – я не об одном купечестве говорю – в столицах обитают, в каретах раскатывают, чины и звезды имеют, приняты в лучших домах, а то и… – Он вновь оглянулся и совсем уж тихо зашептал на ухо: – При высочайшем дворе… И жизнь от этого не переворачивается, и реки вспять не текут, и люди друг друга не едят. Живем – хлеб жуем…

Знаете, Ахиллий Петрович, годочков тридцать назад, когда был я молод, хоть и постарше ваших лет, был у меня приятель, в сыскной полиции служил. Преумнейший был человек, мог бы выйти в большие чины, да убили его уголовные в девяносто третьем… Так вот, сидели мы с ним как-то в ресторане «Волга-матушка» – он уж и тогда был, а я, неженатый, еще и компаньоном батюшкиным не был, одним из управляющих трудился, опыта набирался… Зашел у нас разговор о сыскных делах, и сказал мне тогда Артемий так: мы порой, мол, полная противоположность рыбакам. Те стараются крупную рыбу уловить, мелкотою пренебрегая, а у нас порой обстоит как раз наоборот: мелочь из сети извлекаем старательно, а вот иную крупную рыбу, даже если и заплывет в сети порой, приходится в воду выбрасывать. Так-то вот. Подозреваю крепко, что так обстоит не в одном нашем богоспасаемом отечестве. Да что там подозревать, газеты вон не раз писали, что у французишек делается – то же самое мурло, разве что не анфас, а в профиль…

…Лет пятнадцать спустя, когда над нашей грешной землей пронесутся нешуточные бури, не имеющие никакого отношения к атмосферным явлениям природы, и жизнь во многом решительно переменится не только в России, теперь уже как бы и не России, Ахиллесу, не утратившему любовь к детективным романам и рассказам и давно в совершенстве освоившему английский, попадет в руки новый сборник известного, но в год убийства Сабашникова еще не взявшегося за перо автора. И дочитывая один из рассказов, он обнаружит, что англичанин, разумеется, не ведая о том, спустя годы повторит слова так и оставшегося неизвестным Ахиллесу погибшего сыщика…

Хитрый негодяй застрелил человека, твердо решившего упечь его под суд за всевозможные грязные делишки. Очередной сыщик-любитель (коих отчего-то больше всего именно в Великой Британии) быстро раскрывает дело и находит убийцу. Вот только улики у него, как на подбор, косвенные, прямых доказательств нет, да к тому же убийца давно и мастерски притворяется смешным, нелепым чудаком, так что никто и не поверит, что он способен спланировать и устроить хладнокровное убийство. А если и поверят, промолчат – прохвост ведь богач, большие деньги одной из партий отваливает, без которых ей на грядущих выборах туго придется. Вот и говорит с философской грустью в самом конце рассказа сыщик своему знакомому:

– Я же говорил вам – крупную рыбу всегда приходится выбрасывать в воду…[43]

Сыщик и наяда