– Вас, я слышала, можно поздравить? – спросила Ванда без тени обычной насмешки. – Слухом земля полнится, а у меня, каюсь, есть привычка регулярно читать «Самбарский следопыт», он интересен, конечно, я его выписываю на нашу кухарку Людовину, но так поступают очень многие люди из общества… Честное слово, я вами восхищена. Нет никаких сомнений, что «подпоручик С.» – это вы. Право ж, вы не уступили Шерлоку Холмсу, вам есть чем гордиться – в течение каких-то двух часов раскрыть такое преступление…
– Боюсь, гордиться тут нечем, – сказал Ахиллес не без угрюмости.
– Отчего же?
Он вздохнул и сознался:
– У воинского начальства, скорее всего, будет своя точка зрения на происходящее… Как бы не кончилось серьезным взысканием…
– Странные порядки у вас в армии, вы разоблачили убийцу – и вы же виноваты, всерьез ожидаете взыскания… Это несправедливо!
– Что поделать, – сказал Ахиллес. – В военной службе свои порядки.
– Глупые порядки, вот что я вам скажу… Давайте присядем.
Они уселись на белоснежную лавочку под развесистой липой. Кое-кто из смутно знакомых, проходя, с любопытством на них поглядывал – с соблюдением светских приличий, не позволяющих слишком явно проявлять интерес.
– Я боюсь, о нас станут сплетничать, – сказал Ахиллес, когда мимо прошел известный сплетник землемер Парчевский.
– Глупости, – сказала Ванда. – Вы меня никак не можете скомпрометировать, Ахиллес Петрович. Белый день, городской сад… Что же здесь компрометирующего? Особенно если учесть, что я, собственно, еще не совершеннолетняя, но вполне взрослая, уже год с лишним имею законное право идти под венец… Вполне взрослая барышня… Ахиллес Петрович, женское любопытство – вещь страшная, не уступающая тяге запойного пьяницы к вину. С тех пор, как мы были друг другу представлены, меня терзает жгучее любопытство: почему вы – Ахиллес? У Гоголя в «Мертвых душах» были Фелистоклюс и еще один мальчуган со столь же древнегреческим именем… но в начале двадцатого века такое имя выглядит, простите, некоторым курьезом… Не поделитесь ли тайной?
– Бога ради, – сказал Ахиллес. – Ничего стыдного здесь нет, разве что эксцентрично чуточку… Видите ли, мой отец обожал все древнегреческое. Откуда такая любовь у инженера, сторонившегося гуманитарных наук, я, право, не знаю. Но факт остается фактом: он трижды путешествовал в Грецию, брал с собой нас, старших – сестра была еще в пеленках, – осматривал старинные развалины, покупал антики – боюсь, поддельные, обожал перечитывать не только «Илиаду» и «Одиссею», но и древнегреческих писателей. Вот я и стал Ахиллесом. Младшему брату повезло больше – он стал Нестором, а это имя есть и в православных святцах. Сестра стала Поликсеной – тоже, в общем, не вызывающее удивления имя. Словом, отец вел себя наподобие Генриха Шлимана, открывателя Трои. Вы слышали о нем?
– Да, и даже проходили в седьмом классе. Интересно, как вашему батюшке удалось уладить вопрос с церковью? Имени Ахиллес, насколько я знаю, в православных святцах нет…
– Ну, вообще-то меня крестили Владимиром, – сказал Ахиллес, – но дома это имечко не употреблялось совершенно. Так что я от него решительно отвык. Не знаю, как отец все это устроил, но в гимназию я пошел уже Ахиллесом, да и в дальнейшем именем этим пользовался – и в училище, и в бумагах полка…
– Бедненький, – улыбнулась она, и вновь без тени насмешки. – Вам, должно быть, пришлось выслушать немало шуток насчет пятки?[55]
– Ну, не особенно, – сказал он, поневоле улыбаясь. – Такие шутки вскоре приедаются из-за своей однообразности. И в гимназии, и в училище шутникам вскоре надоело повторять одно и то же… Да и в полку тоже.
– Как прозаически выглядит тайна, когда она раскрыта… – Ванда гибко встала, и Ахиллесу ничего не оставалось, как тоже подняться. И снова взяла его под руку, глянула с некоторым лукавством. – Ахиллес Петрович, вы хорошо знаете этот сад?
– Признаться, не особенно.
– Хотите, я покажу вам здешние заповедные места? Они тут есть. Что толку бездумно кружить по дорожкам, раскланиваясь со знакомыми? Пойдемте. Да, представьте себе, есть, есть заповедные места, совершенно дикая природа… – Она недвусмысленно потянула его за локоть, что со стороны было и незаметно.
Ахиллес не видел ничего неприемлемого в том, чтобы исполнять женские капризы, тем более такие безобидные. Спросил только:
– А ведьминых избушек или леших там не водится?
– Ничего подобного, – ответила Ванда, легонько улыбаясь. – Но места и в самом деле дремучие. Не боитесь?
– Я офицер, – сказал он весело.
– Тогда пойдемте.