Изобличитель. Кровь, золото, собака

Присутствующие здесь видывали всякое, но и их поразил суровостью приговор в две недели гауптвахты, вынесенный самому младшему офицеру полка подпоручику Тарантьеву, начавшему службу всего три месяца назад. С точки зрения многих (благоразумно удерживавших его при себе), проступок был прямо-таки незначительный. В ясный летний день на прогулочной дорожке над Волгой подпоручик, будучи зело хмелен, вздумал объясниться в любви красавице жене одного горного инженера (которой, правда, не был представлен). При немаленьком стечении народа он встал перед красавицей на одно колено (въедливой точности ради, на колено рухнул), но поцеловать ручку и произнести пылкие признания не смог – потеряв равновесие, пал на бок и долго не мог подняться. Красавица, задрав носик, удалилась, а подпоручика сердобольные зрители подняли, почистили, усадили на ближайшую скамейку и даже принесли из пристанской аптеки флакон с нюхательной солью, а потом привели извозчика. Среди гуляющих оказался репортер «Самбарского следопыта»…

– Прошу понять меня правильно, фендрик[70], – басил полковник. – Суровость наказания вызвана не проступком, а тем, что вы попросту не умеете еще эти проступки совершать. Не умеете, но рветесь. Не умеете еще пить, а пьете. Уяснили?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – молодцевато рявкнул подпоручик.

– Садитесь. – Полковник помолчал, обводя свирепым взором присутствующих. – Теперь последнее… и самое, я бы сказал, заковыристое. Где у нас гордость полка? Ах, вот вы где, я и не приметил сначала… Гордость полка сидит со скромным видом – что ж, похвально… (Сердце у Ахиллеса упало.) Ну что же, подпоручик Сабуров, извольте встать – не обязательно с гордым видом…

Сабуров встал и вытянулся. Как ни странно… все прочие чувства заслоняло любопытство: что теперь с ним будет?

Полковник тем временем достал из портфеля несколько газет и одну из них показал публике. Это был тот самый номер «Самбарского следопыта».

– Думаю, нет нужды объяснять суть дела, – сказал он, грозно сопя. – Многие из вас эту газетку почитывают регулярно. Ну, в этом нет никакого нарушения уставов, каюсь, я и сам порой читаю – залихватски пишут, канальи, как завернут что-нибудь этакое, с кандибобером… Что уж там, не впервые офицеры нашего полка попадали на страницы сего малопочтенного издания, которое все вслух ругают, но потаенно читают чуть ли не все. Но! Обращу ваше внимание на то, что в прошлом речь всегда шла о стандартных, если можно так выразиться, проступках – предосудительных, заслуживающих наказания, но стандартных. Меж тем сейчас речь идет о событии уникальном, в истории русской армии доселе не встречавшемся. Чугуевцы снова на высоте… С романтической точки зрения все выглядит великолепно: в провинциальном пехотном полку внезапно объявился свой Шерлок Холмс. Самый натуральнейший. По горячим следам на месте преступления, злодейского убийства, открывший и изобличивший убийцу. А вот с точки зрения сугубой практики… «Подпоручик С.», будучи пусть и вне строя, но в полной форме, принял на себя функции полицейского следователя. Осматривал место преступления, искал улики, допрашивал подозреваемых… На что с точки зрения закона и воинских уставов не имел никакого права, не будучи ни полицейским, ни военным следователем, да военные следователи не рассматривают преступлений против гражданских лиц. Беспрецедентный случай для нашей армии. Впадая в некоторый цинизм, скажу: газетные заметки о… шалостях господ офицеров публике уже приелись. Эти шалости были, есть и, крепко подозреваю, будут. И я не стану вам врать, что, будучи субалтерном, вел исключительно благонамеренный образ жизни… правда, в газеты никогда не попадал, чего не было, того не было. Но это совсем другое… Хотите что-нибудь сказать, господин подпоручик?

Помявшись, Ахиллес произнес:

– Мною все это было проделано с разрешения полицейского пристава местной части.