– Тем самым нарушившего закон, – сказал полковник недобро. – Я плохо знаю полицейские законы, но вряд ли они разрешают привлекать к раскрытию преступления посторонних лиц, так сказать, из публики. С одной стороны, вы совершили благое дело, подпоручик, – изобличили злодея, убийцу. С другой – сделали наш полк посмешищем для всех, кто читает газеты, а их в Российской империи немало. И вдобавок – мишенью для сплетен в обществе… да повсюду. – Он взял со стола еще несколько газет и потряс ими в воздухе: – Вот, извольте. Статья уже перепечатана казанской газетой, двумя петербургскими, московской и одной нижегородской. Причем все эти газетки, за исключением одной, петербургской, пользуются примерно той же репутацией, что и «Самбарский следопыт». И это, как мне подсказывает жизненный опыт, еще не конец. Это только начало. Просто круги от брошенного в воду камня еще не распространились достаточно широко – если пользоваться поэтическими сравнениями. Подозреваю, пройдет не так уж много времени, и «подпоручик С.» станет героем читающей публики всей России – публики, читающей главным образом бульварные газеты. Что-то мне подсказывает, что газеты других городов очень быстро опубликуют полную фамилию «гордости полка» – и назовут полк. Вы и полк прославите на всю Россию, подпоручик, но лично мне не хотелось бы такой славы для вверенного моему командованию полка. Я предпочел бы другую – воинскую, в дополнение к той, что уже имеется. Думаю, ваш дядюшка, подпоручик, со мной согласился бы, вот это был настоящий служака… – продолжал он укоризненно, хотя и тоном ниже. – Ну как вам такое в голову взбрело? Своего любимого Шерлока Холмса начитались? Доводилось и мне прочитать пару вещичек. Ничего не скажешь, занимательно пишет англичанин… Но разве это дает основание русскому офицеру поступать так, как поступили вы? В Великой Британии одни установления, а у нас – другие. У нас в Российской империи нет сыщиков-любителей, подпоручик. Я тут почитал кое-что… В свое время, годочков пятьдесят назад и раньше, у нас и точно были сыщики-любители. Но они не имели ничего общего ни с Шерлоком Холмсом, ни с вами. Так называли полицейских чинов, назначенных сыщиками за их особую способность к такой именно службе. Так выходили из положения, когда еще не была создана Сыскная полиция. Но повторяю и подчеркиваю – никаких посторонних сыщиков-любителей, кроме полицейских. И вы при вашей горячей любви к определенного рода литературе не могли этого не знать. А вы… – Он с непонятным выражением лица махнул рукой. – Хорошо же вы выставили на растерзание газетчикам наш полк… У вас такой вид, словно вы хотите что-то сказать?
– Есть вещь, которая мне решительно непонятна, – сказал Ахиллес, ничуть не кривя душой. – Мне где-то попадалась заметка… В Северо-Американских Соединенных Штатах офицерам категорически запрещено посещать бордели, будучи в офицерской форме. У нас же такого не запрещают ни воинские, ни дисциплинарные уставы. Честное слово, ваше высокоблагородие, я не ерничаю, я искренне не понимаю: почему русский офицер может в форме ходить в бордель, но не может в форме принять участие в поисках убийцы?
И он увидел! Конечно, Пташников хорошо владел лицом, но Ахиллес все же понял, что полковник в явной растерянности, которую усердно пытается скрыть. Что он и сам толком не знает, что ответить на такой вопрос. Но вряд ли эта растерянность облегчит участь Ахиллеса, и надеяться нечего. Над полковником – превеликое множество начальников, имеющих свою точку зрения на трактовку уставов…
«Интересно, что будет?» – подумал он с вялым любопытством. Гауптвахта? Более серьезное взыскание из тех, что черным пятном ложатся на военную карьеру? Офицерский суд чести и предложение либо добровольно выйти в отставку, либо быть выключенным из службы с достаточно позорной формулировкой?
«А, семи смертям не бывать, – подумал он с такой же вялой удалью. – В конце концов, под забором не кончу…»
– О чем-то мечтаете, подпоручик? – язвительно спросил полковник.
– Никак нет, ваше высокоблагородие! – ответил Ахиллес.
И ничуть не кривил душой: раздумья и мечтанья – это, в сущности, разные вещи…
– Ну что же… – протянул Пташников, складывая в портфель газеты. – На этом, думаю, и закончу. Пора подводить итоги. Своей властью я не намерен назначать вам наказание. Подробный рапорт о случившемся будет мною сегодня же отправлен в штаб бригады. Пусть решают там… или передают дело в штаб дивизии, если им так будет угодно. – Он впился в Ахиллеса мрачным взглядом из-под нахмуренных клочковатых бровей. – Слово чести, подпоручик, господа офицеры… Я так поступаю отнюдь не из боязни брать на себя ответственность. Не стыжусь признаться: я просто-напросто не знаю, как мне в данной ситуации поступить. Такое случилось впервые, и, я полагаю, вопрос слишком серьезный, чтобы его решал на месте своей властью простой полковой командир. Будем ждать решения командиров вышестоящих. На этом кончаю. Все свободны.