Изумрудная муха

Люба отпуск не брала в надежде, что, как раньше, Эдик позовёт её с собой на две недели в поход на байдарках или в деревню к родственникам. Но он молчал. Катерина готовилась поступать в училище, ходила заниматься рисованием к подруге Петиной мамы, штудировала учебники, по которым ей предстояло изучать выбранное ею театральное ремесло. Она считала, что сможет сочетать вечернюю школу с училищем. Петя экстерном сдал экзамены за десятый класс. В августе ему предстояли экзамены в медицинский. Если не пройдёт – уедет в Мурманск, где его отец, капитан на военном судне, устроит его работать санитаром в медчасть флота. Катерина волновалась, ведь это означало для них долгую разлуку. Елизавета Ивановна, сидя у открытого балкона, изнывала от жары, реже говорила с подругами из ДВС, жаловалась на плохое самочувствие, однако не забывала напоминать Любе о мухе.

– Позвони старику, неудобно как-то, он подумает, что ты его совсем забыла.

Но позвонила Капитолина Семёновна. Люба сидела на работе, взяла трубку.

– Любочка, тут Степан Кузьмич просит вас объяснить сон, который ему приснился. Будто к нему на окно прилетела большая птица, села на подоконник и смотрит на него, а потом что-то прокричала, как будто выругала, и улетела. Он твердит, что это Мурочка за ним прилетала, напугался, даже давление поднялось… Может, ты знаешь?

У сотрудницы в столе нашёлся сонник, купленный у тётки, торгующей газетами у метро.

– Птицы – это к денежным расчётам. В соннике написано. Пусть успокоится, – сказала Люба.

– Спасибо, Любочка. Так ему и скажу. Значит, ему пенсию скоро принесут. Третий день ждём. Я вам позвоню, ведь уже будет полгода, как Марья Михайловна преставилась… Посидим помянем.

Август радовал ясными тёплыми днями и прохладными вечерами. Елизавета Ивановна закрыла балкон и перешла на кухню, к окну, откуда за пышной, ещё не начинающей желтеть листвой была видна колокольня церкви Воскресения в Кадашах, башни и золотые луковицы соборов Кремля. Это был из года в год повторяющийся своеобразный ритуал прощания с летом. К случаю звучали строки из «Евгения Онегина»:

– «Но наше северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнёт и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим»…

– Любка, ты помнишь, что будет полгода тёте Муре? Испеки пирожок с вареньем, если Петюня ещё не всё варенье умял. Съезди к старику.

В конце августа Катерина, сияя, объявила, что Петя в институт прошёл. Это была радость. Придя однажды с работы, Люба услышала музыку, доносившуюся из комнаты Катерины. За дверью басил Петя. Катерина выбегала в кухню, заглядывала в духовку, где пеклось что-то ароматное и вкусное, и прятала от Любы счастливое лицо. Люба решила, что пора познакомиться с мамой Пети, но не знала, как начать об этом разговор. Всё устроилось само собой. Ирина Петровна позвонила Любе сама. Договорились встретиться дома у Любы, так как Елизавете Ивановне с больными ногами трудно было бы преодолеть расстояние до Щетининского переулка, где они с Петей жили. В середине сентября, когда Ирина Петровна вернётся «с картошки», куда учащихся и педагогов ежегодно посылают собирать картошку «в помощь труженикам полей».

Дни бежали, наступил сентябрь. Холодный, дождливый. И вот, как год назад, Любе на работу позвонили из Расторгуева. Но звонил не Степан Кузьмич, а майор милиции Тришин. Он сообщил, что неделю назад старик был обнаружен мёртвым в его квартире. Третьего дня его похоронили. Похороны организовала Капитолина Семёновна, его подружка с давних пор. Тихо похоронили рядом с женой, она никого не оповещала, даже с его предприятия никого не было. Устроила поминки. В милицию позвонила соседка по лестничной площадке, обеспокоенная вознёй и руганью за стеной. К его приходу уже никого в квартире не было, остались следы застолья и беспорядок. Похоже, была драка. Соседка рассказала, что тут толклись местные дамы, с которыми всегда боролась покойная Мария Михайловна.