Изумрудная скрижаль

Он понес, захлебываясь, какую-то белиберду, которую Анита слушать не стала – оттерла его в сторону и выбралась наверх.

Костер, к ее великому облегчению, не угас. Вероника тоже не сидела сложа руки, подгребала выпавшие из огня полусгоревшие поленья так, чтобы ни единой унции дерева не пропало даром. Анита вывалила в пламя принесенные обломки, колени ее подогнулись, и она чуть не упала туда же, в сплетение желто-алых, пышущих жаром змей. Спасибо Веронике – поддержала, отвела в сторонку, сунула в руку копье (то самое!) вместо трости. Анита оперлась на него, как старуха на клюку, отдышалась.

Из невидимого во мраке леса раздался выстрел, а за ним еще один. Выстрелы были далекими, но они вернули Аните утраченную энергию.

– Алекс! – завопила она, срывая голос. – Алекс, сюда!

Подбежала к костру, воткнула копье в спинку стула, охваченную огнем, и подняла ее над головой. Стала размахивать, как сигнальщик флажком. На голову сыпались искры, волосы обугливались, но Анита об этом не думала. Алекс… где-то там блуждал в потемках Алекс! Она обязана была указать ему дорогу!

Маневр с костром-маяком, предпринятый Анитой, в самом деле выручил и Максимова, и графа Ингераса. Когда сумрак лег на густолесье, они потеряли лыжню и сбились с пути. Граф хоть и любил темноту, но не обладал способностью видеть в ней. Максимов стал стрелять из револьвера в воздух, понимая, однако, что никто не сумеет прийти к ним на подмогу. Тут-то и различил меж зарослей звезду, оказавшуюся огнем, разведенным на стене замка.

– Вы спасли мне жизнь, – с достоинством сказал граф Аните, едва ступив на порог своих владений, до коих уже не чаял добраться.

Анита, оставив Веронику тушить костер, который, впрочем, к тому времени и так прогорел, спустилась вниз и ждала в зале-прихожей. Максимов крепко обнял и поцеловал ее, она ответила ему тем же. А на реплику графа ответила:

– Вы спасли мою, я – вашу. Квиты.

Граф степенно кивнул, соглашаясь с таким балансом, и удалился к себе в башню.

В комнате, накинув на плечи мужа суконную шинель и сунув ему в руку бокал бурбона, Анита принялась расспрашивать его относительно похода, который мог завершиться трагически. Максимов рассказал обо всех обстоятельствах обнаружения замерзшего Йонуца.

– Как видишь, – прибавил он в конце, – бояться больше нечего. Этот психопат умер. Когда немного сойдет снег и можно будет выехать отсюда, мы возьмем у его сиятельства карету и переберемся в более цивилизованное место, безо всякой чертовщины.

Максимов не рассказал жене о слышанной им намедни песенке про трех слепых мышат, а жена, в свою очередь, не рассказала о покушении на нее, совершенном в его отсутствие. Каждый решил, что волновать дражайшую половину по пустякам не стоит. Недосказанность чувствовали оба, но никто не решился на откровенный разговор, который обещал быть долгим и утомительным, что было бы очень некстати после тяжелого, насыщенного треволнениями дня.

Максимов не успел лечь в постель, как его сморил богатырский сон. Марафонский забег на лыжах вымотал даже такого тренированного человека, и тело потребовало полноценного отдыха.

Анита по обыкновению встала первой, если не считать Вероники, которая еще с рассвета шаркала ветошками, заканчивая прерванную вечером уборку. Анита велела ей не будить барина, сама наскоро умылась, оделась и вышла. Вероника пробовала допытаться, куда это госпожа направляется ни свет ни заря, но ответа не получила. Бормоча что-то сердитое, служанка закончила драить комнату и спохватилась: запас дров иссяк, они все ушли на поддержание сигнального огня. Пришлось сменить засаленный халат, который она использовала в качестве рабочей одежды, на приличный сарафанчик (оно и перед тутошними уродами грех чернавкой показываться!) и спуститься в дровяник, что располагался в хозяйственной пристройке.

Максимов проснулся минут через пять после ее ухода, обнаружил, что рядом никого нет, был немного удивлен, но не более. Сон еще не совсем отпустил его, медовая истома сладко разливалась по мышцам, хотелось лениво перекатываться с боку на бок и потягиваться до хруста в суставах. Но это приятное занятие было прервано… стуком не стуком, а аккуратным поскребыванием в дверь. Максимов привстал, насторожился.

Поскреблись еще раз. Он встал, накинул шлафрок, подошел к двери.

– Кто?

Ответа не последовало.

Максимов приоткрыл дверь на длину мизинца. За ней не было никого.

– Эй! Кто тут дурака валяет?

Взгляд скользнул вниз. Снаружи у порога лежал листок бумаги. Максимов поднял его. Думал, записка, но на листке не значилось ни единого слова, зато была начерчена углем схема: узкая полоска, загибающаяся крючком, а вдоль полоски стрелочка, указывающая направление. Можно обойтись и без проницательности Аниты, чтобы понять: это план коридора, в который выходила дверь комнаты, где находился сейчас Максимов. А по стрелочке предлагалось идти. Но куда?

Максимов шагнул через порог, посмотрел в один конец коридора, потом в другой. Темно, черт побери, как в кротовой норе…