Изумрудная скрижаль

Анита подумала, что, если бы не медицинские познания графа, ее бренную плоть уже месяца три глодали бы черви. Но разве редки случаи, когда безумие уживается в человеке с гениальностью?

– Если граф не сумасшедший, то, значит, ваш монах ошибся.

– Возможно, у замка сменится хозяин, или…

– Или?

– Или сейчас здесь распоряжается вовсе не граф Ингерас.

Последнее предположение заинтриговало Аниту, но вытянуть из О’Рейли еще что-то у нее не получилось. Старик сообразил, что и так сказал слишком много, и сделался малоречивым. Твердил, что все это лишь догадки, смутные подозрения, на которые Анита вольна не обращать внимания.

С тем она и ушла. Визит к «синему старику» ничего не прояснил – напротив, нагнал еще больше морока.

В своей комнате она застала Веронику, которая растапливала камин, угасший на рассвете.

– А где Алексей Петрович?

– Откуда ж мне знать? Я думала, он с вами…

Анита нахмурилась. Бегло просмотрела вещи супруга и обнаружила, что все на месте, за исключением шлафрока и мягких домашних туфель. Покоился на месте и «Патерсон». Вероника сообщила, что, когда она пришла с дровами, барина в комнате не оказалось, но дверь была не заперта. Это говорило о том, что Максимов отлучился ненадолго, скоро вернется.

Минул, однако, час, а он не возвращался. Анита, испытывая сильную тревогу, прошлась по замку, но быстро поняла, что это ничего не даст. Пустые коридоры и мириады помещений. Не аукать же, в самом деле, как в лесу…

Она вышла на улицу. Этой ночью обошлось без снегопада, во дворе четко отпечатались следы еще со вчерашнего дня. Анита внимательно изучила их и сделала вывод, что сегодня из замка выходила только Вероника. Алекс должен был находиться внутри, если, конечно, не улетел на внезапно отросших крыльях или на спустившемся с неба аэростате.

Тревога переросла в уверенность: случилось что-то ужасное.

Анита пулей взлетела по лестнице на башню и стала неистово колотить в дверь кабинета графа Ингераса.

Верхние веки словно приклеились к нижним, и Максимову стоило огромного труда открыть глаза. Он чувствовал, что его тело онемело, а еще – что из него вытекают жизненные силы. Понемногу, по шкалику, но – неостановимо.

Он сделал попытку подняться, но руки и ноги оказались прикрепленными к стулу. Скосил глаза вбок и увидел сидящего на полу со скрещенными по-турецки ногами китайца Вэнь Юна. Тот курил свою смердячую трубку и был облачен в черный балахон, только капюшон с головы скинул. Может, не ждал, что пленник очнется, а может, имел другие причины не скрывать более своего лица.

Максимов вспомнил все. Заметил, что дурманные листья на подставке больше не курятся, воздух в камере более или менее очистился. Оно и понятно: китаец хоть и привычен к зелью, но и для него доза сонного дыма, свалившая Максимова с ног, была бы великовата.

Что-то часто капало с негромкими всплесками. Максимов ощутил боль в левой руке, а по коже ползла горячая змейка. «Кровь! – дошло до затканного маревом сознания. – Эта макака вскрыла мне вену, и из меня в какую-то посудину вытекает кровь».

Вспомнился египтянин в подземном склепе, и все звенья логической цепочки заняли надлежащие места.

– Так это не Йонуц? Это ты убивал и выкачивал кровь?.. Сначала мавр, потом Халим… Сколько их было всего?

Максимов говорил по-французски, но Вэнь Юн сидел безмолвно и безмятежно, попыхивал своей отравой. Знает ли он какие-нибудь языки, кроме своего варварского?

– Живо меня выпусти! – Максимов перешел на русский, посчитав его наиболее экспрессивным и доходчивым. – Я с тебя шкуру сдеру, на куски порежу!..

По правде-то, ситуация была обратная – это Вэнь Юн мог сделать с привязанным к стулу узником все что угодно. Он и бровью не повел в ответ на пустопорожние угрозы – сидел себе, сосал дым, только взял тоненькую палочку и повертел ею в трубке, чтобы та исправнее коптила.

Максимов повторил свой спич на испанском, потом, в более общих выражениях, на немецком. Исчерпав свои лингвистические запасы, принялся свирепо рычать и ерзать на стуле. Последний был привинчен к полу и сделан из крепкого дуба, так что даже самые интенсивные телодвижения ни к чему не привели. Через минуту узник угомонился и затих, решил поберечь силы, которых и так оставалось немного.

Наскоро обдумав свое положение, он сделал вывод, что оно скверное. Пыточная камера расположена в самом укромном закоулке замка и, наверное, снабжена отличной, по средневековым меркам, звукоизоляцией. Граф Ингерас не зря говорил, что Вэнь Юн знает здесь каждую щелку. Место выбрано с умом. Максимов вспомнил, сколько петлял, пока дошел сюда. Едва ли поблизости есть обитаемые помещения. А это значит, что кричи не кричи – никто не услышит. Анита, разумеется, хватится его, но скоро ли найдет? Чтобы прочесать весь замок, нужен не один день, а уже через полчаса крови вытечет столько, что останется только лечь в свободный саркофаг в фамильной усыпальнице Дракулешти. Вернее, лечь он уже сам не сможет – китаец отнесет туда бездыханный труп.

Максимов снова попытался завязать разговор:

– Ты тоже пьешь кровь? Это что – нормальное явление для Трансильвании?